Петру была интересна реакция Зубкова на показания его подруги. Именно ими начнет первый допрос следователь; что примет из показаний сержант милиции, а что оставит — вот это интересовало Прокопца. В первую очередь — как человека.
Прокопец довольно долго смотрел на Зубкова, который под взглядом следователя опустил голову. Взяв в руки протокол, Прокопец произнес:
— Вячеслав Иванович, разъясняю вам ваши права. Вы имеете право знать, в чем вы подозреваетесь; иметь защитника с момента задержания; иметь свидание с защитником; требовать проверки прокурором правомерности задержания... — Прежде чем дать Зубкову возможность расписаться в протоколе, следователь спросил: — Надеюсь, вы уже проходили этот материал, не так ли?
Когда вместе с Котляровой Прокопец вернулся в прокуратуру, Зубков уже сидел возле кабинета №16. Следователь взял девушку под руку и быстро, не давая ей повернуть в сторону Зубкова голову, провел в кабинет. Потом вернулся в коридор.
— Вы будете писать явку с повинной, Вячеслав Иванович?
Зубков отрицательно покачал головой.
— Как хотите. В таком случае мне придется оформить протокол о задержании. — И вызвал дежурного: — Поместите гражданина в свободную комнату на первом этаже. Ему разрешается курить, «дипломат» оставьте при нем.
После опроса Котляровой Прокопец составил протокол задержания и вызвал в кабинет Зубкова. Помощник следователя поторопился, составив протокол, у него не было на это санкции прокурора, но показания Котляровой являлись поводом к аресту Зубкова. К тому же в протокол необходимо было включить пояснения подозреваемого и дать ему расписаться. Одним словом, протокол выглядел полуфабрикатом, с помощью которого Прокопец все-таки хотел заставить Зубкова написать явку с повинной. Ему жаль было этого парня. Поэтому он еще раз спросил:
— Вы не желаете написать явку с повинной?
Сержант покачал головой.
Прокопец сделал последнюю попытку:
— Вам прочитать показания очевидца... — он нарочито сморщил лоб, вынимая из ящика стола бумагу, — Котляровой Дарьи Алексеевны?
— Нет, не нужно.
Прокопец снова вызвал дежурного, и Зубкова отвели на прежнее место.
Встреча с прокурором не заняла много времени. Ознакомившись с показаниями свидетеля, он выписал ордер на арест Зубкова. Снова звонок дежурному, и сержант вновь появился в кабинете. Следом за ним вошел чуть полноватый человек и устроился за столом старшего следователя, — именно тот, которого так хотел увидеть Зубков в свой первый визит сюда.
— Начинайте, — распорядился Аксенов, кивнув помощнику.
— Откройте «дипломат», — попросил Прокопец сержанта.
Зубков выполнил просьбу.
— Понятые, подойдите ближе.
Молодая пара, согласившаяся на роль понятых, ахнула, увидев содержимое.
Дежурная медсестра приветливо улыбнулась незнакомому молодому врачу. У него на шее висел стетоскоп, в руках были какие-то бумаги. Рукава белого халата закатаны почти до локтей, колпак надвинут до самых бровей.
— Здравствуйте, — поздоровался он с девушкой. — Я из отделения терапии. Авдонин у нас в двести второй? — немного нараспев произнес он, заглядывая в бумаги.
— Да, в двести второй, — кивнула сестра.
— Спасибо.
Качура уверенно прошел коридором и завернул за угол. А несколькими часами раньше он прошел через вестибюль клиники, не вызвав у вахтерши никакого подозрения. Клиника была большая, в шесть этажей, множество отделений, сотни врачей, медсестер; даже в лицо здесь, наверное, не все знали друг друга. Однако, поднимаясь по лестнице, Качура пару раз кивнул девушкам в белых халатах.
Марковцев не собирался действовать нахрапом, в задачи Качуры пока входила только разведка этажа, где лежал Авдонин, его палаты. Как правило, одиночных палат было мало, в основном лежали по пять-шесть человек. Не исключал Марк и того, что возле палаты выставлена охрана. Когда Ещеркин забирал беглеца из приемного покоя, врач наверняка отдал распоряжение медсестре или сам уведомил дежурного милиционера о происшествии в клинике. А любое происшествие в виде рапорта ложится на стол дежурному по городу. В рапорте фигурирует мальчик лет девяти, описывается, как он выглядит, во что одет. Идет обычное сопоставление, и дежурному становится ясно, что происшествие в клинической больнице может быть тесно связано с похищением накануне. Связь с водителем, с которым этот самый мальчик попал в ДТП. И водитель становится одним из фигурантов в деле о похищении. Он в бессознательном состоянии, его показания могут быть очень ценными для следствия. Сам факт вторичного похищения мальчика из клиники говорит о серьезности намерений преступников. Свидетеля Авдонина могут и должны убрать. Поэтому выставят охрану. Все как дважды два.
По идее, одного Качуры мало. Но как только он сообщил Марку о результатах разведывательных действий, Марковцев понял, что хватит и одного Качуры, — два незнакомых врача в вечернее время в клинике — уже подозрительно.
Просто везенье, что Авдонин лежит в одиночной палате; что сама палата не просматривается из основного коридора, все кабинеты врачей и ординаторская находятся в другой стороне. В том крыле, очень коротком, кончающемся оконной рамой, всего две палаты: 201 и 202, их окна изнутри забраны решетками. Возле последней на стуле сидит охранник в камуфлированной форме.
Тут скорее даже не дело техники, а быстрота действий со стороны Качуры. Лучший боец после Толкушкина в отряде — Ещеркин, но он засветился, когда забирал мальчика из приемного покоя, его могут опознать, надень он хоть два белых халата и весь обвешайся стетоскопами. Но Качура в профессионализме не уступит Вадиму; Ещеркин — тот жестокий человек, любит поизмываться над жертвой.
С собой Качура прихватил девятимиллиметровый «CZ-79» с глушителем. Сейчас чешский «миротворец» спокойно торчал за поясным ремнем Олега. Копаться он не будет, это охраннику понадобится время, чтобы обнажить ствол.
Качура так же, как и в свой дневной визит, спокойно вошел в клинику. Но на этот раз через приемный покой. Пожилая нянечка, тащившая тяжелый баул с одеждой, поздоровалась с ним. Олег приветливо отозвался. Миновав смотровую, из которой в коридор выходило небольшое окно, он направился к основному корпусу. Дежурный милиционер в своей каморке, естественно, проигнорировал появление врача. Даже не посмотрев в его сторону, Качура ступил на лестничный марш.
После аварии Авдонин приходил в себя несколько раз, но только на короткие секунды, и снова погружался в привычный уже мир снов. Ему снился неопрятного вида мужчина с недельной щетиной на подбородке, он протягивает руку, его потрескавшиеся губы, покрытые соляным налетом, шепчут: «Подай Христа ради!» Нищий был очень маленького роста; лишь оглядевшись, Андрей понял, что сам он стоит на возвышении. Он бросил настороженный взгляд себе под ноги. И — чуть не упал. Он стоял на желтоватом бруске, уходящем в темноту. Но прежде чем сгинуть во мраке, брус плавно изгибался.