Андрей быстро уснул – сказалась бессонная ночь накануне и очень тяжелый, насыщенный эмоциями день.
Виктор долго не мог уснуть. Он точно знал, что сегодня ему приснится бар-ресторан, низкие потолки с изображением туч и сверкающих между ними молний, люди вокруг безликие. Точнее, все они отвернулись от него, смотрят куда угодно, только не в его сторону. А он рассказывает о себе всем и никому. В его руках бокал вина. Он часто прихлебывает и отирает красные губы. Он молод, ему нет и тридцати.
«Корвет „Безбрежный“ исчез с экрана радара автоматического наблюдения... Корвет „Безбрежный“ исчез с экранов радаров морских паромов. Возможен захват корвета террористами».
«Слушай приказ. Группа, которая в плане операции является условно-штурмовой, перешла на сторону противника... Огонь вести на поражение... Вопросы?»
Под свист пуль, под яростный «недружественный» огонь спецназовцев он снова засыпает. И оказывается в тесноте стокгольмского бара-ресторана с нависшими над столиками черными тучами. И там за бокалом вина он рассказывает о том, что ему не дает покоя сон:
«Я один в тесной камере. Через щели и ослабшие в ржавом металле заклепки сочится вода. Соленая вода. Я понимаю, что это мои невыплаканные слезы...»
Он видел сны совсем другого человека, и это было самое страшное, что могло присниться.
Андрей проснулся от прикосновения чьей-то руки. Открыл глаза и увидел склонившегося над ним хозяина, одетого как на парад: серый в полоску костюм, темная рубашка, галстук. Он аккуратно выбрит, источает тонкий аромат хорошего одеколона.
– Ты чего? – Андрей бросил взгляд на окно, за которым только-только всходило солнце. – Который час?
– Уже семь.
– Уже?!
– Вставай, солдат, тебя ждут великие дела. Марш умываться. За завтраком расскажешь, по какой причине ты вчерашнюю ночь таскался по барам. Вставай, вставай. Новую зубную щетку найдешь в стаканчике.
Виктор приготовил завтрак – разогрел в микроволновке жареные куриные крылышки, посыпав сверху тертым сыром и поперчив красным перцем.
– Извини, вчера я не предложил поужинать. На сытый желудок снятся кошмары. По мне, так лучше плотно позавтракать.
Он ел и слушал Андрея, который свой рассказ начал с таблички в приемной: «Пожалуйста, подождите».
– Ты хорошо знаешь девушку, за которую вступился?
– Совсем не знаю. Просто она мне понравилась. Что посоветуешь?
– Не люблю давать советы. Я назову тебе два варианта действий, а ты выберешь один.
– Согласен.
– Ты должен крепко запомнить следующее: тебя не простят, если ты даже приползешь на коленях. Лучшее, что тебе смогут предложить, чтобы ты искупил вину и возместил ущерб, – например, убить кого-нибудь. И это обычная практика. Вариант первый: тебе придется залечь на дно – серьезно и надолго. В этом случае тебе понадобится серьезная же помощь. Второй вариант: устранить проблему. То есть сделать так, чтобы тебя не искали. Назови мне имя твоего босса.
– Тарас Зарянко.
– Кличка – Гетман, – мелко покивал Виктор. – Я слышал о нем. В Москве у него одна из крупнейших строительных фирм. Связи в мэрии, выгодные контракты, дешевая рабочая сила, сверхприбыли. Серьезный оппонент. Но у него есть ахиллесова пята, хотя сам себя он считает неуязвимым. Он слишком самонадеян. Если убрать Гетмана, его окружение начнет искать убийцу, а про тебя больше не вспомнят.
– Наоборот. Сразу всплывет наш конфликт.
– Ты чем его по голове съездил?
– Вешалкой.
– Вот если убить его вешалкой, тогда подумают на тебя. Но если убрать его из снайперской винтовки?.. То-то и оно. Поел? Иди мыть руки.
– Ты со мной, как с ребенком, обращаешься.
– Как с учеником, – уточнил Виктор.
– Зачем тебе это?
– Я помогу тебе, а ты поможешь мне.
Андрей некоторое время не сводил с него глаз.
– У тебя свой Гетман, да?
– Скажем так, я одному человеку дал слово закончить одно дело. А свое слово я всегда держу.
– Кто этот человек?
– Его давно нет в живых. Но я тебе все расскажу. Обещаю. Мой руки, ученик, – по-отечески улыбнулся Виктор.
И в этот день Татьяна уходила с работы опустошенная, с безразличием на лице. Что такое чувство душевного конфликта и стеснение перед самой собой, она давно забыла, однако не потеряла надежды вернуть эти ощущения. Вернуть хотя бы их.
Она остановилась и прикурила сигарету, выпустила дым вверх, высоко задрав голову. Она эффектно смотрелась на этой нарядной московской улице, одетая в короткую юбку, сапоги на шпильках, в черном берете с белой звездой, с кожаной сумкой через плечо, с коричневой сигаретой в ухоженных пальцах, с клубом дыма вокруг полных ярко-красных губ. Она подавила в себе желание послать подальше парня лет восемнадцати, который бросил приятелю: «Классная телка!» Он не знает, сколько раз нужно продать себя, чтобы выглядеть классно. Но прежде нужно выжить и снова продать себя. Потом отдать все, что ты заработала, чтобы получить свободу... и снова оказаться в зависимости.
– Сволочь! – скрипнула она зубами, мысленно терзая длинными ногтями слюнявую морду Гетмана.
Она устроилась в эту строительную фирму с главным офисом в центре столицы всего неделю назад, а свое резюме разослала в несколько фирм. Она не знала, что порядочность сотрудников фирмы проверялась сотрудниками безопасности. И все же, установив, что данные о высшем образовании и стаже работы – липа, ее приняли на должность секретаря.
Они знают свое дело, усмехнулась Татьяна, щелчком отбрасывая сигарету. Не выйдешь на работу, приволокут силком. Не дашь – изнасилуют.
Отказаться от встречи означало умыться вечером в подъезде соляной кислотой. У этих сволочей не заржавеет.
Она шла по улице вдоль витрин дорогих бутиков и не замечала за собой слежки. Но Виктор Инсаров сразу заметил двух парней, которые не отпускали ее дальше чем на пятьдесят метров. Он и Андрей тотчас воткнулись им в хвост.
– Она им даром не нужна. Через нее они хотят выйти на тебя, – сказал Инсаров Андрею. – Собственно, я убедился, что ты мне не врал.
Он успел осмотреть Татьяну более внимательно, можно сказать, придирчиво.
– По всему видно, что одевается она не у Славы Зайцева, а в другом салоне, который выпускает краску для светофоров и дорожных знаков.
– В каком смысле?
– Она вся кричит и светится. Даже 14-летние не одеваются так.
– А как одеваются 14-летние?
– Медленно. Пойдем. Мы увидели все, что хотели.
В машине Андрей, почерпнувший впечатлений, сказал: