Болота. Больше всего на свете Сергей не любил болота и его «милых обитателей», начиная от реальных кровопийц и заканчивая сказочными лешими и кикиморами.
Впервые с этим местом, названным просто – «горный лагерь», Сергей познакомился на макете – ящике с объемно-пространственным изображением лагеря. На нем и была спланирована первая в его жизни детальная разработка плана операции. Затем он познакомился с макетом, что называется, в масштабе. И первые слова командира, с недоверием относившегося к хвалебным характеристикам из Горного клуба: владеет… уникальный… разнообразный… одаренный: «Сможешь залезть на плато, закрепиться там и бросить нам веревку? Только не кинься вниз сам». – «В каком смысле?» – не понял Сергей. Командир объяснил: «Человек – как веревка. Его можно тянуть, но нельзя толкать».
Курочкин смог без подручных средств забраться по вертикали, перевалиться через карниз, закрепиться и бросить веревку. С тех пор мысль командира подразделения о том, чтобы «изуродовать скалу», вбив костыли и крючья, была вычеркнута из списка задач.
Сейчас Сергей Курочкин приготовился к тому, чтобы вычеркнуть из списка поставленных перед ним задач следующий пункт: «бесшумное нападение на объект противника». Тактически грамотный отход отсутствовал за ненадобностью, но на его место стала другая задача: отсечь противника от единственного выхода и прикрыть штурмовую группу.
Он должен будет убить. Впервые в жизни. От этого голова пошла кругом. Его словно швырнуло в курс парашютно-десантной подготовки. Он совершает прыжки без оружия и снаряжения, с оружием и грузовым контейнером. Зимой. На воду. На лес. С длительной стабилизацией падения. На горы. Из-за облаков. Совершает прыжки, стреляя. Ночью. Со сверхмалой высоты. Десантируется с вертолета по канату. А командир отчего-то всегда говорил: «По веревке». Странный человек. У него вместо «комбинация» – «пингвинация». Выеживается. На зарядку выгоняет со словами: «Голый верх, прикрытый низ». Напутствует тех, кто впервые в горах: «Если смотреть снизу – это гора. Если сверху – пропасть». Рассказывал: «Недавно один профи провалился в расщелину. Вытянули его на веревке, а у него руки, ноги сломаны, обхохочешься». У него что ни ошибка, то «вес ушел». Только бы вес не ушел сейчас, подумал Сергей, возвращая себя в нормальное рабочее состояние. И этому его тоже учили. Без этого он даже не егерь и никакой не «одаренный».
Прошло не больше минуты, а перед мысленным взором промелькнуло полжизни. Но боковое зрение не дремало. Курочкин не упускал из виду основную группу боевиков, которые, судя по всему, заканчивали приготовления к спуску через камнепад. Можно отпустить их, но внизу, где их поджидают спецназовцы, завяжется бой. Тохаров и его окружение относились к числу преступников, которых обычно живыми не берут. Они будут огрызаться до последнего патрона.
Перед решающим броском Курочкин в последний раз отметил расположение основной группы боевиков во главе с Тохаровым. Его он узнал по описанию: невысокий, кряжистый, с короткой шеей, правое плечо ниже левого, при ходьбе подволакивает правую ногу – результат ранения в бедро…
Пулеметчик положения не изменил, а, казалось бы, должен размяться. Руки, ноги у него затекли. Командир сказал бы: «Обхохочешься».
Таджик изредка бросал короткий взгляд на товарищей, остальное время прислушивался. Потому что приглядываться бесполезно. Взгляд упирался в стену, поросшую вьюном. Разглядеть подошву массива не позволял ничтожный участок в метр шириной. Именно таковым было одно из двух колен, по которым изгибалась расщелина, а значит, и тропа, проложенная по ее дну. С этой позиции легко забросать нападавших гранатами, но снять его гранатой – дело трудное.
Разведчик был невидим, пока находился в засаде. А едва покинул место, готовясь к решающему броску, один из боевиков полоснул по нему из автомата. Но не попал – Сергей уже был в полете. Он словно опережал пули, стелясь над землей.
Но кто из боевиков Тохарова успел бы среагировать на этот натурально змеиный бросок? Только профессиональный военный, однако таковых в его группировке никогда не было. Или оперативные данные и агентурные источники врут.
Курочкин рассчитал бросок так, что приземлился в трех метрах от пулеметчика. Приземлился на татуированное плечо и тут же перекатился через голову. Расстояния и инерции хватило на то, чтобы с замахом всадить нож в шею противнику. И, отжимая его от пулемета, автоматически провернуть нож в страшной ране. Та же механика вернула нож в ножны. Отпуская его рукоятку и коленом отталкивая смертельно раненного боевика, Сергей избежал прицельной очереди стрелка и беспорядочной стрельбы его товарищей: он перекатом занял место за пулеметом, двумя расчетливыми движениями развернулся и, едва сошки нашли опору, надавил на спусковой крючок.
Из коробки поползла лента, соединенная патронами, вставленными в звенья. Гильзы сыпались на камни, и Сергею казалось, что он ведет огонь сразу из двух стволов. И находил этому подтверждение. Он буквально припечатал тохаровцев к земле. Но они уходили. Уходили почти налаженной переправой через камнепад.
Сергей спиной чувствовал приближение пограничников. Бойцы Максумова шли по освободившейся тропе, а егеря Рогозина побежали к западному склону, чтобы отрезать боевикам путь к отступлению.
Приклад «дегтярева» бил в плечо с силой отбойного молотка, работал, казалось, на износ. В любую секунду Курочкин был готов услышать взрыв переполнившейся газовой камеры. Такого не могло быть, но беду егерь накликал. Никакого разрыва он не услышал, просто огонь прекратился, а за ним на плато опустилась тишина. Сергей нажал на спуск раз, другой, третий. Пулемет превратился в тяжелое оружие.
А «духи» уходили. Человек, которого Сергей окрестил профессионалом, отдал распоряжение товарищу, а сам, бросив взгляд в сторону тропы, вдруг поднял руку в прощальном жесте.
Сергей мог поклясться, что не увидел в этом движении издевки по поводу заклинившего пулемета. Его жест был искренним, не рассчитанным на внешний эффект. Это был своеобразный язык, и скалолаз разобрал хвалебные слова: «Поздравляю. Впечатляет. Прощай».
Этот человек был альпинистом. Это он сумел организовать боевиков Тохарова и наладить переправу через камнепад.
И – новое откровение. Едва ли не в полете, опережая пули, Сергей определил в незнакомце профессионального военного. А вот сейчас – альпиниста. Все это нарисовало окончательный портрет противника. Он, как и Сергей, был горным стрелком, егерем.
Ни тот, ни другой не знали, что мысли их текут в одном направлении. Шеель, уходя, бросил взгляд на высокого парня с пулеметом. Почему он не стал стрелять в него, для Ларса так и осталось тайной. В тот миг с него слетела шелуха военного, и он показался немцу хранителем гор, их патрульным. Казалось, он распознал в немце своего собрата – альпиниста и преданного горам человека. Он показался немцу индейцем, словно их разделял каньон.
И все же Шеель уходил не последним. Он крикнул боевику: «Прикрой!» и начал спускаться.
Для Курочкина он стал грудной мишенью, потом, когда над землей стала видна только его голова, – натурально однодольной.