Ларс Шеель, несмотря на видимую тучность, оказался проворным – не как змея, но как удав. Он вовремя и в нужный момент подтянул голову и сорвал планы спецназовца. Он приземлился на плечи, а не на голову, как рассчитывал Курочкин. А дальше скользнул на спине между его ногами. И нанес удар ногой из выгодного положения. Сергей не успел сгруппироваться. И вообще не ожидал, что лежащий на спине противник способен выгнуться и ударить.

Удар пришелся точно в нос, так, что в голове зашумело. Затем «зазвенело» в паху, когда Шеель, выгибаясь дугой, въехал ему в пах коленом.

Только теперь Сергею выпал шанс провести по-настоящему качественный контрприем. Шеель буквально вынудил его подогнуть колени и повалиться на него спиной. Фактически Сергей придавил его. И тут же оглох от резкого выкрика. Шеель не упускал ничего, пустил в ход даже свой голос, крикнув противнику в ухо. Сергей запрокинул голову и сильно ударил Шееля затылком. И еще раз, чувствуя, что его удар достиг цели.

Скатившись с него, он наконец-то вооружился «стечкиным». Взяв немецкого егеря на мушку, он, тяжело дыша, покачал головой, подражая то ли красноармейцу Сухову, то ли майору, который кричал что-то в двадцати метрах позади:

– Ты руки-то подними.

Он попытался разглядеть лицо этого человека, но не смог. Тот с ног до головы был присыпан известковой пылью и походил на громадный пельмень. Отдельно лицо его походило на котлету по-киевски – с кровью.

По истечении нескольких секунд командира «Красного спасения» окружили егеря. Они смотрели на него не без интереса. А на своего товарища, который в одиночку угробил банду Тохарова, ноль внимания. Как будто так и надо.

– Сдаюсь, – выговорил Шеель, поднимая руки. – Не стреляйте. Я иностранный подданный.

Майор Рогозин присвистнул. Приблизившись к Курочкину, он выпятил губу и похлопал подчиненного по плечу. К его «подвигу разведчика» он прибавил поимку иностранного агента:

– Поздравляю. Ты отбил у меня охоту назвать эту операцию «Спасение рядового Курочкина». Хорошо поработал, Сережа, чистенько, без швов. Доволен своей работой?

– Очень устал, товарищ майор.

Рогозин понимающе покивал головой. Не скоротечная физическая работа стала причиной усталости, а эмоции, новые чувства, привыкнуть к которым невозможно. Курочкин был не из тех людей, которым требовалась помощь психолога. Тут главный психолог он сам, а помощники психолога – его товарищи. Даже командир не вправе был вмешиваться. Хотя бы потому, что представлял «противную» сторону: он отдал приказ на ликвидацию.

Сергею не давал покоя один вопрос. Он быстро очухался от скоротечного поединка и, покачав головой, сказал Шеелю:

– Как ты от камней-то ушел? Вот этого я не пойму, хоть убей.

– Камнепады – моя слабость, – ответил Шеель, морщась от боли: сержант Камбаров завел ему руки за спину и замкнул на них «браслеты». – Тебя еще в проекте не было, когда я проходил моренами.

Похоже, командир «Красного спасения» также пытался представить себе образ своего визави, и также тщетно. Тот был загримирован и походил на собирательный образ крутого спецназовца. Ростом под два метра. Не верится, что он поднялся по вертикальной скале. Шеель представил, как эта разукрашенная жердь встает на цыпочки и хватается за карниз, переваливает свое тело на плато. Такие великаны рождены для другого: крушить камни и скалы.

Рождены.

Когда Сергей повернулся к нему вполоборота, Ларс Шеель, шевеля губами, прочел на его плече: «Одаренный от природы».

И спросил:

– Чем ты одаренный, верзила, ростом, что ли?

Курочкин улыбнулся:

– Разве ты еще не понял?..

3

– Поминки оказались невеселыми, – мрачно сострил Рогозин, избегая смотреть Курочкину в глаза.

Они прощались. Скорее – навсегда. И оба понимали это.

Майор не припомнил таких грустных проводов. Через него прошло много солдат срочной службы. Он воспитал не одного классного егеря. Ляпал их с нуля, быстро, но качественно, как Бог из «Божественной комедии», однако без юмора. Но еще ни разу на его языке не вертелась строчка из песни: «Опустела без тебя земля». Опустеет. Горы затоскуют по Сереге Курочкину. Может быть, он любил горы потому, что в отряд пришел уже классным скалолазом. За его плечами суровые горы Скандинавии, Большой Кавказ, Восточные Альпы. Майору хотелось спросить: «Ну как там горы в Скандинавии, очень высокие?» Он знал ответ, но хотел услышать продолжение. Красиво там, черт возьми. Ну как словами передать красоту Скандинавских гор, вершины Гальхёпиггена? Это надо видеть. Даже с закрытыми глазами можно почувствовать их красоту. И об этом майор Рогозин знал. Он не поднимался на Казбек, но видел его. Закрывал глаза и все равно видел. Видел на склонах луга, которых нет и в раю, а выше них – снега, такие чистые, что небо кажется грязным покрывалом. Счастливые люди живут рядом с великой горой. Им неведомы зависть и злость. Чему завидовать, когда ты каждый день любуешься вершиной сказочной горы. Скрывает ли она под собой несметные сокровища? Может быть. Никто об этом не знает. Цветы красивы на лугах. Когда ты срываешь цветок, ты забираешь у него душу. Они мертвые в букете, в венке. И гора умрет, если вгрызутся в нее трактора и машины.

У майора было свое представление о душе. Душа, на его взгляд, – это нервы. Он часто шутил по этому поводу: «Нервный человек – душевный человек». И добавлял, когда его не понимали (а его в этом вопросе никто не понимал): «А что такое?»

– Вот такая пингвинация, Серега. Жалко, с Камбаровым ты не попрощался. Обещал вернуться наш сержант. – Майор улыбнулся. – О чем это я? Все обещают вернуться, встретиться на гражданке, но редко кто сдерживает обещание. Кстати, вот о чем хотел тебе сказать. – Он взял Курочкина за рукав и покрутил пуговицу с красной звездой. – Иностранца, которого ты взял на плато, скорее всего, отпустят на свободу.

– Я уже начал забывать о нем, – улыбнулся Курочкин. – Я не знаю, кто он, и не хочу этого знать. Не хочу знать его имени. Мне достаточно одного Тохарова.

Майор легко понял Курочкина. Он из той редкой породы людей, у которых напрочь отсутствует беззастенчивое хвастовство. Он никогда не скажет: «Я ликвидировал банду Тохарова». Никогда не добавит: «Задержал иностранного агента». Постарается об этом забыть. А вот о чем часто будет вспоминать, так это о покоренных им вершинах. Рогозин не сомневался, что Курочкин будет стоять на пике Кения, Мак-Кинли, Эвересте – почему бы нет.

Сергей, чтобы не обидеть майора, спросил, подбирая слова:

– Нашего иностранца отпустили… за отсутствием состава преступления?

– Даже юристы не говорят так официально. Все гораздо проще. Его обменяют на подполковника нашей внешней разведки. Взяли мы не простую птицу. Его разыскивает Интерпол. Я, честно говоря, замучился писать рапорта. Последний отчет накатал неделю назад, когда к нам приезжал полковник Мотов с Лубянки. Собственно, переписал старый отчет, но без упоминания в нем иностранца, как будто и не было его. Спросил у полковника: «Перестарались?» И представил нашего клиента в камере пыток, на дыбе, в окружении палачей. Мотов качает головой: «Жив. Готовим обмен. Уедет скоро на родину. Но ты постарайся об этом быстрее забыть. И бойцам своим скажи: не было никакого иностранца. Взяли банду Тохарова, состоящую из таджиков». Остальное домыслить было просто. Обмен, как говорится, неравноценный. Нам возвращают предателя, а мы отдаем международного преступника, которого разыскивают за терроризм. Место ему за решеткой, а мы его – на свободу. Поэтому заставили меня изменить рапорт. Но в нем остался ты – как штурмовая группа, – улыбнулся Рогозин.