— Но я там надолго не задержусь, — продолжала Кальперния. — Одна-две недели, и они готовы будут вышвырнуть меня прочь. Шаника говорит, что места так мало, что слышно, как пердят соседи.
— А куда потом?
— Черт его знает. Но я что-нибудь придумаю. А ты-то что? Как дела, подруга?
— Да вроде ничего. — Эллис старалась говорить сдержанно, чтобы не будоражить Кальпернию своими тревогами. — Я рада, что наконец вернулась, но все оказалось сложнее, чем я думала.
— Эти белолицые мешают тебе жить? — Это была их старая шутка.
Эллис усмехнулась.
— Скажем так, здесь довольно любопытно.
— Как у тебя дела с парнишкой? — спросила Кальперния уже мягче.
— Не очень.
Эллис быстро ввела ее в курс дела, чувствуя, как снова накатывает застарелое чувство вины. Джереми был прав в одном. Не важно, какие у нее были на то причины, главное, что все эти годы ее не было рядом.
Кальперния выслушала не перебивая, а потом сказала:
— Он еще одумается. А сейчас ему больно, вот и все.
— Надеюсь, ты права, — ответила Эллис как можно радостнее, пытаясь отогнать от себя невеселые мысли. — Извини, я не хотела огорчить тебя. Просто столько всего навалилось… Сестра не говорила, что я приобрела ресторан?
Кальперния ахнула:
— Нет. Правда, что ли?
— Боюсь, что да. Есть только одна проблема. Точнее, две. Я по уши в долгах и понятия не имею, что творю. — К ней в голову закралась сумасшедшая мысль, и прежде чем она успела подумать, слова уже слетали с языка: — Эй, а ты не хочешь вступить со мной в долю?
Кальперния хохотала так долго и сильно, что Эллис подумала, что на том конце провода она сейчас в центре внимания. Подумать только, темнокожая женщина весом в двести фунтов, глядя на которую боишься, что она повалит тебя на пол, заломит руки и отберет кошелек, надрывается от смеха у таксофона на автобусной станции. Наконец она перестала смеяться и перевела дыхание.
— Черт, да ты просто сумасшедшая белая девчонка! Ты это знаешь?
— Я серьезно. — Эллис понимала, что так оно и есть. — И как же ты собираешься со мной расплачиваться? Ты ведь сама сказала, что на мели.
— Много я тебе действительно заплатить не смогу. Но как только начнут поступать деньги, тебе будет идти процент от выручки.
— У меня не так уж хорошо с математикой, но даже я знаю, что ноль из ноля равняется нолю.
— Взгляни на это с другой стороны. Ниже нам падать уже некуда, остается только вверх.
На другом конце наступила долгая пауза. Эллис уже начала было думать, что их рассоединили, как вдруг раздался тот самый авантюрный смех Кальпернии, в котором слышался рев двигателя угоняемой машины.
— А, черт с тобой, что я теряю?!
Секунду Эллис сомневалась, правильно ли расслышала.
— То есть ты согласна?
— Я этого не говорила. — Теперь в Кальпернии заговорило ее вспыльчивое, властное «я». — Только не думай, что у меня нет собственных планов на будущее. Я вижу только одну причину, почему мне стоит заняться этим, — я хочу спасти твою тощую белую задницу. Ты же ни капли не смыслишь в ресторанном деле.
— Ты тоже, — подколола ее Эллис.
— Не в этом дело. У меня есть опыт. Я много всякого дерьма повидала.
Эллис рассмеялась.
— Спорить не буду.
— И заруби себе на носу: ты мне не начальник, — проворчала Кальперния.
— Договорились.
— Хорошо. Теперь, когда мы все уяснили, когда мне приступать?
Они поговорили еще пару минут, строя планы на ближайшее будущее, пока к остановке не подъехал автобус Кальпернии. Позже Эллис вспомнила, как впервые познакомилась с таким стихийным бедствием, как Кальперния Кинг. Это была ее первая неделя в Пайн Ривер. Кальперния подошла к ней во дворе в окружении своей свиты. Все, что Эллис тогда увидела, — это огромная массивная фигура, такая же темная, как асфальт, на который падала ее широкая тень. Голову Кальпернии украшала копна африканских косичек с вплетенными в них крошечными шариками, которые застучали, как кости, когда она очень близко наклонилась к Эллис. Белки глаз на фоне всей этой черной массы особенно выделялись, и казалось, что они сейчас спрыгнут прямо на Эллис.
— Эй ты, белая девка! — проговорила она медленно. — Тебя за что? Фургон с мороженым ограбила?
Она смотрела на Эллис с презрением, словно на полнейшее ничтожество, и даже удивительно было, что она вообще с ней разговаривает. Одна черная девушка из свиты, с испорченными зубами и «дорожками» на руках, насмешливо фыркнула, словно старалась выслужиться. Но вместо этого Кальперния резко развернулась, уставилась на нее и спросила:
— Чего ржешь, сучка?
Эллис тогда ничего не сказала. Она просто отошла в сторону.
Это задало тон их отношениям на следующие несколько месяцев. Кальперния всячески ее провоцировала, а Эллис старалась не обращать на это внимания. Пока однажды, после того как они несколько недель проработали бок о бок в прачечной, Эллис не принялась смеяться над чьей-то шуткой, которая показалась ей невероятно смешной. Согнувшись от смеха, она хохотала как сумасшедшая, даже слезы побежали из глаз, пока надзирательница, что дежурила в тот день — старая грубая лесбиянка по имени Расти, — не посмотрела на нее, взглядом приказывая вернуться к работе. Но Эллис все не могла остановиться. Расти с угрожающим видом, не предвещавшим ничего хорошего, уже направилась к ней, как вдруг Кальперния стукнула Эллис по спине, а затем схватила за руку и крепко сжимала до тех пор, пока смех не прекратился. Потом она крикнула Расти:
— Не беспокойтесь! С ней уже все в порядке.
После чего, согласно негласному кодексу тюремных отношений, они с Кальпернией стали считаться друзьями. Когда они лучше узнали друг друга, Эллис поняла, что «понты», как называли это чернокожие заключенные, были всего лишь маской, и эту репутацию Кальперния создала себе сама, чтобы заручиться всеобщим уважением и избежать притеснений. Если она и совершила покушение на убийство, то только после многолетних издевательств, которые терпела от своего сожителя. Последней каплей стало то, что она увидела, как он пристает к ее четырнадцатилетней дочке. Кальперния дождалась, пока он, напившись, вырубится, и жестоко избила монтировкой, сломав ему почти все кости и оставив слепым на один глаз. Парень выдвинул ряд обвинений, при этом отрицая все ее заявления о жестоком обращении. Невезение продолжалось: обвинителем оказался молодой, исполненный энтузиазма парень, усиленно зарабатывающий себе авторитет. Адвокат, которого назначил суд, пытался договориться, чтобы физические повреждения, нанесенные при нападении, учитывались не так строго, но Кальперния отказалась. В конце концов она получила от восьми до десяти, как и Эллис.
Теперь только Эллис осознала, что далеко не каждый видит Кальпернию такой, какая она была на самом деле: человек, который всегда прикроет другому спину, который при всех своих острых углах обладает великодушием и благородством. Ей так же трудно будет вписаться в это общество, состоящее в основном из белых людей среднего класса, как навороченному «кадиллаку» — в кучу внедорожников на стоянке. Но если кто-то и сможет это сделать, то только Кальперния. Да и Эллис будет как-то не так горько, если их планы с треском провалятся.