— У Тео подскочил билирубин, — мрачно добавила Марта. — И выглядит он неважно.
— Она провела здесь всю ночь? — спросил Пол, бросив взгляд на Серену.
Марта кивнула. Миниатюрная, как подросток, с задорной короткой стрижкой, она походила на девчонку-скаута из младшего отряда, разносящую по кварталу самодельное печенье. Но при этом считалась лучшей из сестер ОИТН, всей душой преданной «своим малышам», и наводила ужас на неряшливых интернов. Еще меньше сочувствия Марта проявляла к мамашам, обожающим драгоценные побрякушки. Она встречала их у входа, гневно сверкая зелеными глазами, ледяным тоном излагала правила посещения, список которых висел над каждым инкубатором, и всем своим видом показывала, что готова стоять насмерть.
— Я убеждала ее отдохнуть, — сказала Марта. — Хотя бы вздремнуть в зале заседаний. Но она отказалась наотрез.
Пол пробрался между рядами инкубаторов на вращающихся столах, снабженных замысловатыми электронными приборами — кардиомониторами, оксигемометрами, аппаратами искусственной вентиляции легких. По пути он кивал медсестрам в клюквенно-розовых халатах: те заносили показания приборов в карточки, выполняли назначения, кормили пациентов, меняли подгузники и взвешивали их, определяя объем мочи. Возле инкубатора Тео Блэнкеншипа Пол проверил показания компьютера, следящего за притоком кислорода. Пятьдесят процентов — на два больше, чем вчера. Проклятие! Пришлось применить последнее средство. От аппарата, создающего необходимое давление, крошечные легкие Тео покрывались рубцами, которые лишь разрастались от притока кислорода, но без этого аппарата он не мог дышать.
— Ему хуже, да? — Тихий голос едва слышался сквозь гул искусственной вентиляции.
Пол заглянул во встревоженные глаза, такие же ярко-голубые, как и его халат. Ничто в Серене Блэнкеншип не говорило о безграничном отчаянии. За три недели, проведенные Тео здесь, она спала не более двенадцати часов, хотя еще не успела оправиться после кесарева сечения. И рядом не было мужа, который утешил бы ее. Странно, что Серена не валится с ног от изнеможения.
Сам Пол бесконечно устал. Вот уже несколько недель, прошедших после неудачи с Кристой, они с Элли пытались войти в обычный ритм, делали вид, будто ничего не случилось, не упоминали об этом просто потому, что говорить им было не о чем. Но Полу казалось, что он дышит так глубоко и часто, словно в атмосфере не осталось кислорода. Наладить отношения было все равно что пытаться закрыть дверь во время урагана. Слишком трудно, слишком поздно.
«Что же будет, когда у нас иссякнут компромиссные решения? Что делать, если любишь жену так, что готов ради нее на все — кроме подписания смертного приговора нашему браку?»
Если бы только ему удалось убедить Элли остановиться! Спасти ее. Полу вдруг представилось, что его жена заточена в башне, а он, в одеянии доблестного принца, карабкается по отвесной стене, рискуя жизнью. Его губы тронула невеселая улыбка. Такие, как Элли, не нуждаются в спасителях. Она высмеет его, заметив еще у крепостного вала.
Но мысль не уходила — наследие студенческих времен, когда Пол активно участвовал в политических движениях, организовывал в кампусах марши мира, сидячие забастовки и сжигание повесток. Тогда он свято верил, что война во Вьетнаме закончится, если все будут громко протестовать, а сейчас сравнивал одержимость Элли с драконом из волшебной сказки. Если он прикончит дракона, жена освободится от злых чар.
Внезапно Пол заметил, что Серена смотрит на него, ожидая ответа. Тут он впервые понял, что перед ним не только мать, но и женщина. Миловидная и скромная Серена не притягивала взгляд.
Пол сверился с карточкой Тео и осмотрел крохотный комочек, слишком маленький, чтобы называться человеческим существом, но уже носящий громоздкое имя Теодор Хэли Блэнкеншип. У малыша еще не прошла детская желтуха, его личико имело желтоватый оттенок, кожа вокруг пупка, где в пупочную вену входила трубка, покраснела и припухла. Запись в карточке Тео, оставленная Анной Шапиро, врачом, дежурившим прошлой ночью, тоже не внушала надежд. «Четырнадцатый день лечения 26-недельного недоношенного ребенка весом 700 грамм с пониженным кровяным давлением. Два приступа олигурии за последние 10–12 дней. Показания аппарата искусственной вентиляции легких: давление — 20/5, кислород — 50 %».
У Пола вдруг сжалось сердце. Чаще всего ему удавалось эмоционально держаться от пациентов на расстоянии, но этот случай был особым. Голубые глаза Серены манили его, как далекие маяки. А может, причина была в том, что Серена, приходившая сюда изо дня в день, приклеила к прозрачной стенке инкубатора Тео фотографии его бабушки и дедушки, своего дома в Рослине с заросшим садом и добродушным золотистым ретривером, даже одного из бывших мужей, который, кстати, ни разу не навестил ее в больнице.
— Неважные дела, — признался Пол, глядя во встревоженные глаза Серены. — Давайте выйдем отсюда и поговорим.
Она последовала за ним в коридор и направилась к залу заседаний, где обычно отдыхали измученные врачи и пациенты.
Серена присела на диван. Ее напряжение выдавала только неестественно прямая спина. Светильник в нише высветил синие круги у нее под глазами, увидев которые, Пол вдруг вспомнил Элли. В последнее время она выглядела обманутой, подавленной. В известном смысле их и вправду обманули и ограбили. Но почему Элли не понимает, что и он, Пол, мечтал об этом ребенке?
Возможно, именно поэтому он по-особому относился к Тео. Если ребенок Кристы был последним шансом для Пола, то Тео — последней надеждой Серены. Однажды она призналась Полу, что забеременела чудом, после долгих лет бесплодия, после процедуры искусственного оплодотворения, эффективность которой, как было известно Полу и Элли по собственному опыту, не превышала тридцати процентов. Он задумался: неужели эта беготня по специалистам, анализы, гормональная терапия, хирургические процедуры, а потом ожидание, нескончаемое ожидание результатов тестов на беременность, которые постоянно оказывались отрицательными, спровоцировали окончательный разрыв Серены с мужем?
— Он выглядит ужасно. — Голос Серены дрогнул. — Прошу вас, будьте откровенны со мной… у него есть шансы?
— Тео слабеет, — осторожно начал Пол. — Его легкие недоразвиты. Кроме того, малыш еще не оправился после операции. Он растет как положено, но сердце не успевает за ростом, и развивается почечная недостаточность.
— Речь идет о ПР? — ужаснулась Серена.
За последние несколько недель она освоилась с медицинской терминологией и теперь пользовалась ею не хуже интернов отделения.
Прибегать к таким аббревиатурам было легче, чем к обычным словам. «Прекращение реанимации». Реальность была еще ужаснее: это означало, что остается лишь наблюдать, как синеет полупрозрачная кожа, как перестает подниматься и опадать крохотная грудка. Сама мысль о том, что это произойдет с Тео, была невыносима Полу.
Он старался отгонять дурные предчувствия, мучившие его с тех пор, как в отделении появился Тео, но постоянно помнил о том, что этот младенец и ребенок Кристы родились в один день. Это было как знамение свыше. «Господи, неужели я спасу крошечного больного малыша и заменю ему отца? Я стал слишком сентиментальным», — подумал Пол.