Была ли она рада этому разговору? Вряд ли. Но он состоялся, значит, это было кому-то нужно. Во всяком случае, ей, Хайдару, наверное, его бойцам, заложникам, их родным и близким. Очень многим.
Когда под утро ушел Хайдар, Ухорская еще немного покопалась в своей душе, вытащила на поверхность свою совесть, заглянула в ее заспанную физиономию, пришла к выводу, что приказ начальства она нарушила еще по одной причине: зависимость. По причине зависимости ГРУ в этом деле от инородных структур, которые чужими руками заставили военную разведку убирать чужое дерьмо.
Засыпая, Полина вспомнила о том, что назвала командира спецкоманды пересмешником. «Убить пересмешника». Похоже, она его «убила». Она так и уснула: со скрещенными пальцами.
Кербела, ночь с 19 на 20 декабря
Посреди просторной и прохладной комнаты стоял стол, на нем, накрытое кипенно белой тканью, покоилось тело. Рядом с ним, облаченный в брезентовые рукавицы, стоял громила в грубом зеленоватом халате. Вот он поднес к простыне сверкающий хромом инструмент, зажужжал моторчик, с бешеной скоростью завращалась фреза, из-под которой вдруг вслед за тонкими нитями взрезанной простыни брызнула алая кровь. Стоящего напротив Алексея словно ударили в живот, он согнулся, не в силах сдержать рвоту, и отступил назад. Но путь ему преградил кто-то очень знакомый, одетый в камуфляж с летучей мышью на шевроне. Обладатель этой амуниции голосом капитана Хайдарова крикнул в самое ухо: «Назад!.. Смотреть! Смотреть, я сказал! Ты будешь смотреть и жрать свою пайку...»
Алексей резко сел в кровати и слегка подрагивающей рукой тронул холодный лоб. Кошмар...
Ему снова – уже во второй раз за последний месяц – приснился этот кошмар. Однако сегодня сон был навеян явной чертовщиной. Если в учебном центре в жутком сне приходили лишь реальные воспоминания, то сегодня его посетили, бесспорно, изощренные видения.
Хайдаров прошел в ванную комнату, склонился над раковиной и сполоснул затылок и шею холодной водой. Тревога, навеянная сном, покидала его вместе с водой, водоворотом уходящей в канализационный сток. Это всего лишь сон; несмотря на дьявольщину, присутствующую в нем, – это лишь воспоминания. Они никогда не сотрутся из памяти; но, проявляясь, как сегодня ночью, они внесут в душу короткое смятение, даже кратковременный испуг, а по-настоящему уже никогда не возбудят очерствевшее сердце. Все осталось в прошлом, думал Алексей, разглядывая свое припухшее со сна лицо в зеркале, когда сердца только-только начала касаться грубая наждачка нелегкой профессии бойца спецкоманды. Когда в кровь рубила досада от жестких слов наставника: «Вы никогда не станете настоящими солдатами». Когда обида спряталась, как опытный диверсант, от заключительной фразы: «Вы станете бойцами спецназа». Когда чередовались слова: ты должен, ты сможешь, ты будешь.
Сейчас все казалось чуточку сентиментальным, пафосным, но без этого нельзя. Сейчас не осталось в душе той героики, без которой непреодолимой казалась «тропа разведчика». Вот где, как сказал бы Гюрза, нехорошо, как в попе.
Воспоминания Хайдара, так или иначе, увязывались с предложением Ухорской. Почему он принял его? Его давно перестали трогать сопли, свисающие с обратной стороны приказа. Может, думал Хайдар, дело в самом подполковнике ГРУ? То, как она сама восприняла эту проблему и, что ни говори, рисковала? А риск, как известно, отец диверсанта, а мать его – осторожность. Может, он, командир группы диверсантов, не захотел оставлять ее одну?
Ухорская стала частью команды, и в этом была правда капитана Хайдарова.
* * *
Хайдар постучал в дверь домика Ухорской. Подождал немного и вошел. Включил свет. Полина вскочила с кровати и широко открытыми глазами смотрела на вошедшего. Что-то заставило ее отказаться от вопроса: «Кто вы, что вам надо?» Она не узнала командира группы диверсантов.
Капитан улыбнулся:
– Напугал?
– До смерти, – призналась Ухорская, глядя на экипировку спецназовца.
– Я зашел попрощаться. Мы уходим.
– Как... прямо сейчас?
– Да, путь неблизкий.
Как-то все просто у него получилось, растерянно подумала Полина: «Мы уходим». Так и надо, конечно, точнее, так всегда бывает и так положено. Никто на дорожку перед боевым рейдом не садится. Хотя, может, у них, внутри своей группы, и есть какие-то традиции. Что они делают? Молча смотрят друг на друга, обязуются, дают слово? Ни за что не узнаешь. Если и есть какие-то обычаи, то о них не узнает никто. Это, наверное, не святое, конечно, но священное – точно.
Хайдар положил на стол переносную радиостанцию «Барьер», которая обеспечивала связь через геостационарный спутник (вначале шифрограмму принимает спутник, а с него – конечный получатель). Пятнадцатикилограммовый «Барьер» работал от сетей переменного и постоянного тока, от автомобильных аккумуляторов, от солнечных панелей в любых климатических условиях: от минус пятидесяти до плюс пятидесяти. Наша станция, российская, о чем говорить? Передатчик работает в режиме «прыгающей» частоты, что позволяет, во-первых, избежать глушения, а во-вторых, посылать кодированные сообщения с очень высокой скоростью. Короче, поддерживает «устойчивую засекреченную радиосвязь при высоком уровне преднамеренных и естественных помех, что обеспечивается при помощи аналого-цифрового преобразователя и криптогенератора, которые управляют работой синтезатора». Дураку понятно. Не то что подполковнику Ухорской, которая была знакома с переносными станциями космической связи (СКС), работающими через спутники-ретрансляторы.
– Связь односторонняя, – предупредил Хайдар. – Мы выйдем в эфир лишь в крайнем случае.
Полина кивнула: да, я поняла. И еще один жест – она покачала головой:
– Необычно ты смотришься в этой одежде.
– Камуфляж, чего ты хочешь?
– Я как-то не догадывалась.
– Наверное, ты просто не думала об этом.
Полина улыбнулась: Хайдар все же перешел на «ты». В последний момент. Он разговаривал с ней на равных. Тут вот какая сложная штука. Хайдар здесь, в зоне своей ответственности, был главным. Его по большому счету не касалось, кто и с каким приказом явился в эту полупустыню. Он получает приказ и подчиняется только себе. Он был ниже по званию, но «выше» по ответственности, направленности и профессионализму. Его не волновало, кто и по какому поводу рискует «наверху», – у него свои головные боли. А его вежливо-официальное, даже чуть грубоватое обращение к подполковнику ГРУ лишь подчеркивало его независимость.
– Алексей...
– Не надо, ничего не говори. Потом, ладно? Ребята передают тебе привет.
– Серьезно?
Хайдар рассмеялся и приподнял руку: он то ли прощался, то ли приветствовал Полину Ухорскую, нового члена его спецкоманды.