Копенгаген, российское посольство, 7.45
Российский посол в Дании и военный атташе полковник Станислав Серегин принимали иракских коллег. Один из гостей частенько бросал взгляды на черный факс марки «Панасоник», извещавший о своей готовности подсвечивающимися кнопками. Не тот ли это факс, который поднял на ноги вначале его, потом советника президента Ирака, а затем и «самого»? – спрашивал себя иракский посол. Не с него ли ушли за три с половиной тысячи километров несколько копий? С него, недобро щурился дипломат, слушая звенящую пустоту кабинета. Вот-вот она разразится телефонным звонком, который положит окончание этой неспокойной ночи. Не рассвет, который уже заглядывал в окна, а именно звонок. День теперь вступал в свои права по звонку.
Серегин не скрывал удовлетворения на своем полном лице. Он завершал работу, начатую в Москве – не вчера, а в тяжелый день – понедельник, 9 декабря, когда в одном из кабинетов «Аквариума» собрались трое: Холстов, Ухорская и Лекарев. Хотя, если честно, все завертелось в Копенгагене, когда оперативники военной разведки выявили связь между вице-консулом Борисом Рощиным и вторым лицом в преступном картеле Альбаца Зиновием Штерном.
А вот и долгожданный звонок. Резидент ГРУ с молчаливого согласия российского посла снял трубку и еще раз поздоровался с подполковником Холстовым:
– Да, я, Анатолий Николаевич, привет... Ага... Ага... Понял, даю.
Серегин передал трубку иракскому послу в Дании. Тот повел себя весьма дипломатично, разговаривая с советником по безопасности, находящемся в аэропорту имени Саддама Хусейна, на английском. Еще не окончив разговора, он протянул руку. Резидент, улыбаясь, вручил ему бумаги – но не все, что передал Рощину Антон, а лишь договоры на поставку запрещенного к применению оружия и товарно-транспортные накладные с указанием веса отравляющего вещества в боеприпасе. Остальным документам будут весьма рады в ФСБ.
Вот и все, облегченно выдохнул резидент, глядя в окно на отъезжающую машину иракского посла. Вот и все.
ОТЧЕТ командира группы специального назначения № 267
Приложения – карта с пометками командира РГСпН и отчет о списании вооружения прилагаются (см. отчет заместителя командира группы спецназа № 267 ст. сержанта Н.А. Муратова).
31 декабря 2002 года
На основании боевого приказа № 1227 "М" моя группа получила задачу на проведение разведывательно-диверсионных действий в районе, уточненном оператором – старшим оперативным офицером ГРУ подполковником Ухорской П.А.
Скрытно выдвинувшись к шоссе в 5 км от н.п. Ас-Мазар ив 15 км от г. Эн-Наджаф на автомобиле марки «ГАЗ-66», в 11.15 группа в составе 8 бойцов была блокирована военным патрулем на двух джипах. Мною была отдана команда на уничтожение патруля, срывающего запланированные боевые мероприятия. Группа применила холодное оружие, автоматы Калашникова «АКС», пистолеты «ПСС», гранатометы «РГ-6» и «RBR-M80». Уничтожено 10 патрульных, выведено из строя 2 военных джипа марки «Главер» и бензовоз. Потери среди гражданских лиц – 2 человека. Потери группы – нет.
В 12.30 РГСпН возобновила движение. В 18.10 в точке 127 (см. приложения) группа в индивидуальном снаряжении (шлем, бронежилет, полевая форма, прибор НН, прибор связи, противогаз, оружие, специнструмент) выдвинулась в заданный район и, используя элементы местности в качестве маски, разбила временную стоянку.
В 21.35..."
* * *
Хайдар прикусил колпачок авторучки и надолго задумался. Не хотелось вспоминать то, что произошло дальше. Как ходили парами в разведку: Гюрза и Нафтизин, Али-Баба и Моджахед, Плут и Брат-2, командир группы и Брат-1.
Страшная череда. Живой и мертвый.
Алексей глянул на Моджахеда. Коля Муратов первым писал отчет. Теперь же то ли для сравнения, то ли по необходимости и командира группы, буквально сбежавшего из госпиталя на второй день, заставили взяться за перо.
21.35...
Тяжело думать о смерти товарищей, а писать о ней почти невозможно. Хайдару хотелось попросить Моджахеда: «Коля, продиктуй, а?»
В отчет должны войти цифры – часы, минуты, в воспоминаниях им не находилось места. Просто было раннее утро, когда от осколочных ранений погиб Али-Баба. И как определить ту минуту, когда ушел из жизни Гюрза? Он мог протянуть еще одну или две. В отчете не обрисуешь кричащие от боли глаза Сергея, не напишешь: «Его глаза просили сделать то, что он сделал бы для меня».
Можно написать имя господа бога и поставить под ним... Нет, не время, не число. Просто было раннее утро...
* * *
«Господи... – простонал Хайдар – Господи...» Давнишний кошмар, сон в руку. Тело военнослужащего, над которым работает прозектор, а на заднем плане огромные, во всю стену покойницкой, глаза самого Алексея. Они видят алую кровь, которая брызжет из-под скальпеля...
Напрасно он тренировал свои глаза. То, что предстало перед взором Хайдара, превосходило самые кровавые картины.
Гюрза был еще жив. Обагренные лохмотья штанин пульсировали от мощных выбросов крови в том месте, где должны были быть ноги. Взрывом таджика перевернуло на спину, и сейчас его кричащие от боли глаза были устремлены на командира.
Ни сам Алексей, ни его умирающий боец не слышали свиста пуль над головой, не замечали рвущихся в стороне снарядов. Хайдар словно стал донором, удерживая своим взглядом еще теплившуюся в груди товарища жизнь. Отведи он глаза в сторону, и жизнь этого смелого парня, отвага которого родилась раньше его, оборвется.
Почерневшие губы Сергея пришли в движение. Хайдар не умел читать по губам, но без труда понял, о чем просит его боец. На глаза Алексея навернулись слезы. Он наклонился над Гюрзой и коснулся губами его холодеющего лба. Прошептав ему на ухо: «Прощай, брат», – Хайдар взвел курок пистолета...