Чила не стал недооценивать руководство штаба и сделал поправку: там знают о «камуфлированных» смертницах, но не ведают, где, в каком именно месте они находятся. Для снайперов и штурмовиков из «Альфы» это крайне ценная информация. Где именно находятся мощные взрывные устройства — важно для всех.
«Их шесть, а было семь. Таиса взорвала себя вместе с группой заложников на выходе с площади».
Значит, в штабе уже не догадываются, а знают наверняка.
Два зала ожидания. По одиннадцать рядов сидений в каждом. Шесть шахидок. Каждая заняла место на второй, считая от центрального входа, лавке. Смертниц разделяет ровно два ряда сидений. Ты садишься лицом к лифтам на вторую лавку третьего ряда, ты — шестого, ты — девятого. Два — три, два — шесть, два — девять. По такой простой схеме ничего не перепутаешь. Бери самую темную дуру из самого глухого аула и не ошибешься.
«Таиса Муслимова...»
«Ты знаешь каждую по имени?»
Знает, сука! Чтобы еще долго хранить их в памяти.
«Она... ее уже нет... Ева Акуева...»
«Сколько ей лет?»
«Точно не знаю. Двадцать или двадцать пять».
«Пиши, пиши!»
Жулебин выковырнул из стены — в том месте, где по идее должен быть наличник на вновь установленной двери — обломок красного кирпича и записывал имена и места расположения террористок, собственно, на самой железной двери. Запоминать — мозги сломаешь, воспроизводить — язык в кровь собьешь.
Ева Акуева: 20 — 25 лет.
Элла-Екатерина Хаджиева: 20 лет.
Марема Гериханова: 19 лет.
Ракият Аушева: 18 лет.
Джамиля Сулимова: 35 лет.
Лейла Эктумаева: 17 лет.
Расположение шахидок: 1 — 3, 1 — 6, 1 — 9, 2 — 3, 2-6, 2-9.
Жаль, что этот «метис» не знает, кто из террористок какое место занял: в зале ожидания он находился всего несколько минут, потом его отослали на «техничку».
Шахидки так и останутся на своих местах. Никто из них не пересядет на другое место — потому что у них под ногами в багажных сумках мощные взрывные устройства, а в руках — пульты. Плюс пояса шахидов. Заложники знают, что среди них затесались смертницы, но кто?.. И это, наверное, пострашнее открытого вида шахидок. Подозревать, гадать, не давать раскаленным мозгам ни секунды покоя.
«Они из школы национального танца „Ловзар“... Клуб „Первомайский“...»
Артистки...
Они сыграют так, что никто их не заподозрит.
А надо ли играть? Подпоясанные смертью, они, наверное, выглядят не лучше заложников. Может, кого-то затошнило; кося под беременную, смертница обмахивается платком, принимает сочувствующие взгляды, слышит тихий ропот: «Девочку отпустите, она („ты на каком месяце, дочка?“)... она на шестом ряду... Каком ряду?.. Отпустите, она уже ничего не соображает».
Может, и не соображает, но боковым зрением видит прохаживающихся вдоль лифтов и продовольственных киосков своих земляков, старается не смотреть на эмира группы. Если раньше все это виделось привычной игрой и приказы эмира воспринимались как патриотичное развлечение типа «чеченской горки», то сейчас оказалось, что рельсы «горки» сломаны в самом критическом месте, как в фильме «Дом ночных призраков»:
«Вот дальше будет по-настоящему страшно!»
* * *
«Как же ты, смертница, боялась смерти? Где логика?»
Но смерть — она разная. Если я взорвусь, то все произойдет мгновенно, не больно, а я попаду в рай и стану гурией. А если поймают при побеге, то я опозорюсь, и еще неизвестно, как со мной расправятся [20] .
«Всего сорок один человек...»
Вместе с шахидками — сорок семь. Минус один убитый и... этот тоже труп. Сорок пять. Как у Дюма.
«Здесь помогал земляк — Саид Нуралиев. Это его магазин. Еще военный комендант — его имени я не знаю...»
«Пиши, пиши!»
Еще одна надпись, сделанная Жулебиным:
«Саид Нуралиев».
Досье. Кирпичом на железе.
Ровно через минуту туда добавилась еще одна запись: номер телефона, который продиктовал Жулебину дежурный по городу.
— Все, — подвел итог Чила, — здесь мы закончили. — Он склонился над боевиком и двумя пальцами пережал ему сонную артерию.
«Готов».
— На место его.
Место — возле окна приема и выдачи багажа.
Чила бросил взгляд под ноги и подобрал гильзу от своего пистолета. Глянув на Утенка, подмигнул ему и положил гильзу на край прилавка.
«Зачем?» — взглядом спросил Утенок.
— На наблюдательность боевиков рассчитываю. Пошли отзвонимся начальству.
* * *
Чила держал наготове трубку полковника Артемова. Поднимаясь по горизонтальной шахте, находясь на складе «Погребка» и дальше, вплоть до этого момента Ильин мобильник не включал. Мало того, Николай несколько раз проверял, не включился ли он случайно. Излишняя предосторожность, однако входящий звонок мог выдать группу с головой причем в самый неподходящий момент.
Набрав номер, Ильин попросил к телефону руководителя штаба. Кудряшов только что закончил короткий разговор с дежурным и ждал этого звонка.
— Товарищ генерал-полковник! — приветствовал его Николай. — С вами говорит матрос Ильин — спецназ ВМФ...
Генерала мелко трясло. Рука выписывала на чистом листе бумаги какие-то кренделя, и Кудряшов не узнавал своего почерка. Он писал одно, а звуковое сопровождение было иного толка, все сводилось к одному восклицанию: «... в рот!» Генерал скопировал пилота падающего «Ту-154», только возглас летчика, навеки юркнувший в чрево «черного ящика», был обреченным, больше походившим на всхлип, последним глубоким вдохом: «... в рот!» Именно на вдохе, наполняя легкие разреженным воздухом разгерметизированной кабины. И еще больше сотни голосов всхлипнули позади пилота обреченного воздушного судна.
Сотни, сотни голосов.
Обреченное судно.
«Что делать, что делать?..» — звучал в голове генерал-полковника многократно «заигранный» вопрос.
Взяли «языка». Допросили. Собираются подбросить его труп. Сука, они подлянку подбросили! Это же провал! Это полный трындец! За это голову снимут! Ему же лично придется докладывать Путину.