– Конечно! В этом году у нас языческое Рождество. Dies Natalis Solis Invietus. [3]
– Что это значит?
– Рождество Непобедимого Солнца, – сказал он. – Свет Миру. Его-то нам сейчас и не хватает.
– Я знаю кого-нибудь из присутствующих? – спросила она, прежде чем оказаться в центре внимания вечеринки.
– Тебя знают все, – сказал он нежно. – Даже те, кто тебя ни разу в жизни не видел.
Их поджидало много людей, которых она знала в лицо, и ей потребовалось около пяти минут, чтобы добраться к креслу у пылающего камина, в котором, обложенный подушками, сидел Тэйлор – король среди своих подданных. Она попыталась скрыть то потрясение, которое испытала, увидев его. Он утратил почти всю свою львиную гриву волос, а от лица остались кожа да кости. Глаза его, всегда бывшие самой выразительной чертой его внешности (одно из многих существовавших между ними сходств), теперь стали огромными, словно в последние дни своей жизни он хотел досыта насмотреться на мир. Он раскрыл навстречу ей свои объятия.
– Радость моя, – сказал он. – Обними меня. Извини, что я не встаю.
Она наклонилась и обняла его. Тело его было худым, как щепка, и холодным, несмотря на разведенный рядом огонь.
– Клем тебе принес пунш? – спросил он.
– Как раз иду, – сказал Клем.
– Тогда принеси мне еще водки, – сказал Тэйлор своим всегдашним повелительным тоном.
– Я думал, мы договорились... – начал было Клем.
– Я знаю, это вредно для меня. Но оставаться трезвым – еще вреднее.
– Это убьет тебя немедленно, – сказал Клем с откровенностью, которая шокировала Юдит. Но они с Тэйлором обменялись взглядами, исполненными обожающей ярости, и она поняла, что жестокость Клема является составной частью плана, который помогает им справляться с этой трагедией.
– Ну, как скажешь, – сказал Тейлор. – Я выпью апельсинового сока. Нет, назовем его «Дева Мария», раз уж у нас сегодня Рождество. [4]
– А я думала, у вас языческий праздник, – сказала Юдит, когда Клем отправился за напитками.
– Не понимаю, зачем христианам нужна Богоматерь, – сказал Тэйлор. – Получив ее, они не знают, что с ней делать. Подвигай стул, радость моя. Ходят слухи, что ты посещала дальние края.
– Так оно и было. Но в последний момент я вернулась. У меня в Нью-Йорке были кое-какие сложности.
– Чье сердце ты разбила на этот раз?
– Сложности заключались не в этом.
– Ну? – сказал он. – Старый сплетник готов выслушать своего лучшего информатора.
Это была его давнишняя шутка, и на губах у нее появилась улыбка, а за ней и вся та история, которую она твердо намеревалась хранить в тайне.
– Один человек пытался меня убить, – сказала она.
– Шутишь.
– Хотелось бы, чтоб это было так.
– Что случилось? – спросил он. – Давай, колись. В данный момент мне чрезвычайно приятно слушать рассказы о чужих несчастьях. И чем они ужаснее, тем лучше.
Она провела ладонью по костлявой руке Тэйлора.
– Сначала расскажи мне, как ты.
– Чувствую себя абсолютным идиотом, – сказал он. – Клем, конечно, просто чудо, но вся нежная любовь и забота в мире не способны вернуть мне здоровье. Были хорошие времена, были и плохие. В последнее время в основном плохие. Как моя матушка говорила, в этом мире я не жилец. – Он поднял взгляд. – А вот идет Святой Клемент, покровитель Подкладных Суден. Переменим тему. Клем, Юдит говорила тебе, что кто-то пытался ее убить?
– Нет. Где это случилось?
– В Манхеттене.
– Грабитель?
– Нет.
– Но ведь это не был кто-то из твоих знакомых? – сказал Тэйлор.
Рассказ был уже почти готов сорваться с ее уст, но она не была уверена, что ей действительно этого хочется. Однако глаза Тэйлора так заблестели от предвкушения, что она не смогла обмануть его ожидания. Она начала свою историю, прерываемую возгласами недоверчивого восхищения со стороны Тэйлора, и неожиданно поймала себя на мысли о том, что рассказ ее звучит так, словно это не суровая правда, а нелепая выдумка. Только раз она сбилась, когда после упоминания имени Миляги Клем перебил ее, чтобы сообщить, что тот тоже приглашен на этот вечер. Сердце ее дрогнуло, но через секунду вновь забилось в прежнем ритме.
– Рассказывай дальше, – увещевал ее Тэйлор. – Что произошло потом?
Она вняла ее просьбам, но теперь ее ни на секунду не оставляла мысль о том, не входит ли Миляга в дверь у нее за спиной. Это отсутствие сосредоточенности не замедлило отразиться на ее рассказе. Кроме того, возможно, любой рассказ об убийстве, излагаемый жертвой, не может не страдать от излишней предсказуемости. Она завершила его с неподобающей спешкой.
– Дело сводится к тому, что я жива, – сказала она.
– Я выпью за это, – сказал Тэйлор, передавая Клему стакан со своей «Девой Марией», от которой он не отпил ни глотка. – Может быть, хотя бы капельку водки? – взмолился он. – Последствия я беру на себя.
Клем недовольно пожал плечами и, забрав у Юдит пустой стакан, направился через толпу к столу с напитками, дав ей возможность обернуться и внимательно оглядеть комнату. С тех пор как она села рядом с Тэйлором, в комнате появилось с полдюжины новых лиц. Миляги среди них не было.
– Ищешь свою пассию? – сказал Тэйлор. – Его еще здесь нет.
Она оглянулась навстречу его лукавой улыбке.
– Понятия не имею, о ком ты говоришь, – сказала она.
– О мистере Захария.
– Ну и что здесь смешного?
– Ты и он. Самая шумная история за последнее десятилетие. Знаешь, когда ты говоришь о нем, у тебя голос меняется. Он становится таким...
– Ядовитым.
– Хрипловатым. Страстным.
– Я к нему никакой страсти не испытываю.
– Ошибся, стало быть, – сказал он с иронией. – Каков он был в постели?
– У меня бывали и лучше.
– Хочешь, я тебе расскажу кое-что, о чем я никому еще не говорил? – Он слегка подался вперед, и улыбка его приобрела болезненный оттенок. Пока она не услышала его слов, она думала, что легшая на его лоб хмурая складка появилась из-за сильной физической боли. – Я влюбился в Милягу с того момента, как впервые увидел его. Я перепробовал все способы в надежде затащить его в постель. Спаивал его. Одурманивал наркотиками. Ничто не помогало. Но я упорствовал, и около шести лет назад...