Под одним из окон матушка остановилась.
– Кто-то поет, – заметила она. – Слушай.
– Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ЛА! – заливался кто-то. – До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до…
– Вот она, ваша опера, – покачала головой матушка. – Сплошь иностранщина, неужели нельзя спеть так, чтобы всем все было понятно?
Нянюшка обладала настоящим даром к языкам: через каких-то пару часов пребывания в абсолютно новой для нее языковой среде она начинала вполне свободно общаться с аборигенами. Единственный минус состоял в том, что аборигены не понимали ни слова из ее речи, которая просто звучала по-иностранному, а на самом деле представляла собой произвольный набор звуков. Однако матушка Ветровоск при всех ее остальных неоспоримых достоинствах абсолютно не ладила с языками – даже в музыке она разбиралась намного лучше (то есть просто никак).
– Э-э… Странные они тут, – подтвердила нянюшка. – Здесь вообще много всякого происходит. Наш Невчик рассказывал, они тут каждый день разные представления дают!
– А ему-то откуда знать?
– Ну, крыша у Оперы большая, и, представляешь, она вся была покрыта свинцом. В общем, работы было невпроворот. Невчику больше нравилось громкое пение. И подпевать можно было, и молотка никто не слышал.
Ведьмы зашагали вперед.
– А ты заметила, там, в переулке, на нас Агнесса чуть не налетела? – спросила матушка.
– Ага. Я еле сдержалась, чтобы не оглянуться.
– По-моему, она не слишком была рада нас видеть? Я сама слышала, как у нее дыхание перехватило.
– Если хочешь знать мое мнение, все это очень подозрительно, – сказала нянюшка. – Вот представь, ты одна в незнакомом городе, и вдруг видишь милые, родные лица, напоминающие тебе о доме. Она должна была разрыдаться, броситься нам на шею…
– В конце концов, мы ведь ее старые подруги. По крайней мере, старые подруги ее бабушки, ее матери, а значит, с ней мы тоже подружки.
– А помнишь те глазищи в чашке? – спросила нянюшка. – Вполне возможно, что она сейчас находится под гипнотическим воздействием какой-нибудь чуждой оккультной силы! Нам надо быть поосторожнее. Люди, попадая в лапы чуждой оккультной силы, начинают вести себя очень странно. Взять хотя бы тот случай с господином Щепетилингом из Ломтя…
– Это была не чуждая оккультная сила. Он страдал от повышенной кислотности.
– И все равно, некоторое время это выглядело как нечто чуждое и оккультное. Все окна в доме закрыты, а из-за ставен какой-то ужасный рев доносится…
Маршрут их прогулки закончился во дворе, у заднего входа на сцену.
Матушка внимательно изучила ряд плакатов.
– «Тривиата»… – прочла она вслух. – «Кольцо Бабалунгов»…
– В целом существуют два вида оперы, – заявила нянюшка с уверенностью крупного специалиста, основывающегося на полном отсутствии собственного опыта. – Во-первых, есть тяжелая опера. В ней люди в основном поют по-заграничному, что-нибудь вроде: «О, о, о, я умираю, о, умираю, о, о, о, что же я делаю». А есть еще легкая опера. Поют в ней тоже по-заграничному, но слова другие, типа: «Пива! Пива! Пива! Пива! Хочу я пить побольше пива!» Хотя иногда пьют вовсе не пиво, а шампанское. Это и есть опера.
– Ты хочешь сказать, в опере либо умирают, либо пьют пиво?
– В общем и целом да, – кивнула нянюшка, искренне убежденная, что весь диапазон человеческого опыта указанными двумя действиями и ограничивается.
– И все?
– Ну-у-у-у… иногда происходит кое-что еще. Но редко, в основном там либо веселятся, либо пыряют друг друга.
Внезапно матушка ощутила чье-то присутствие.
Она оглянулась.
Со сцены спускался какой-то человек, несущий свернутую афишу, ведро с клеем и кисть.
Вид у человека был крайне странный: как у аккуратно одетого пугала в слишком тесном костюме. Хотя, если быть до конца точным, вряд ли можно было бы подобрать одежду, подходящую для этого тела. Щиколотки и запястья, казалось, были способны вытягиваться до бесконечности, а кроме того, действовали автономно от всего остального.
Двух ведьм человек-пугало заметил, лишь приблизившись к афишному щиту, и тут же вежливо отступил в сторону. Матушка и нянюшка с изумлением наблюдали, как за расфокусированным взглядом слово за словом складываются нужные фразы.
– Прошу прощения дамы! Шоу должно продолжаться! – наконец изрек человек.
Слова были все на месте и к тому же вполне имели смысл. Вот только фразы прозвучали так, будто их выпустили в мир двумя отдельными пулеметными очередями.
Матушка оттащила нянюшку в сторону.
– Благодарю!
Они молча смотрели, как человечек очень тщательно и старательно вывел клейстером ровный четырехугольник и приложил к нему афишу, после чего тщательно разгладил каждую морщинку.
– А как тебя зовут, юноша? – осведомилась матушка.
– Уолтер!
– Симпатичный берет.
– Мне его мама купила!
Уолтер гнал последний воздушный пузырь, пока не выдавил его из-под края афиши, а затем, очевидно снова погрузившись в мысли о своей очень важной работе, подхватил ведро с клейстером и удалился.
Ведьмы уставились на новую афишу.
– А знаешь, я бы не возражала посмотреть это представление, – через некоторое время произнесла нянюшка. – Кроме того, сеньор Базилика подарил нам билеты.
– О, ты же меня знаешь, – отозвалась матушка. – Терпеть не могу всего этого…
Покосившись на нее, нянюшка про себя улыбнулась. Иначе матушка ответить не могла. На самом же деле ее слова означали: «Конечно, мне хочется пойти, но ты должна меня уговорить».
– Да, ты права на все сто, – произнесла нянюшка вслух. – Это для них, для богачей в красивых экипажах. А вовсе не для нас.
В глазах матушки мелькнул огонек сомнения.
– Мы ведь не из ихней компании, – продолжала нянюшка. – Нас выгонят взашей. «Пошли вон, две старые карги, – скажут они. – Вам тут не место…»
– Они и в самом деле так скажут?
– Ну, вряд ли эти разряженные шишки обрадуются, увидев рядом с собой простой люд навроде нас с тобой, – пожала плечами нянюшка.
– Что, правда? В самом деле? А ну, пошли!
Гордо ступая, матушка прошествовала к парадному входу Оперы, возле которого уже высаживалась из экипажей знатная публика. Расталкивая локтями поднимающихся по ступенькам зрителей, матушка Ветровоск наконец пробилась к кассе и всунулась в окошко.
Человек, сидящий внутри кабинки, резко подался назад.
– Значит, две старые карги, говоришь? – рыкнула матушка.
– Прошу прощения?…
– Ха-ха! Смотри сюда, у нас два билета в… – Бросив взгляд на кусочки картона, она притянула к себе нянюшку Ягг. – Здесь сказано: в партер. Ты только подумай! Партер! Пусть сами сидят за партами! – Она опять повернулась к кассиру. – Послушай-ка, партер для нас недостаточно хорош, мы желаем места в… – Она внимательно изучила схему около окошка. – В раек. Да, это, пожалуй, подойдет.