В полк Михеева он был переведен из 132-й Полтавской дивизии, боевой опыт имел порядочный – воевал и под Чаусами, и на Варшавском шоссе. Батарея имела на счету два танка, хотя и потеряла три орудия, но Сливный не унывал, потому что матчасть он потерял в неравном бою, совесть была чиста, а с оставшимися орудиями он мог вполне действовать и за батарею.
Ночь прошла спокойно, если не считать, что хорошо была слышна стрельба слева и справа километрах в пяти. А рано утром, часов около семи, к Сливному прибежал разведчик и доложил, что по дороге, откуда они пришли, движется колонна танков. «Немцы так рано не начинают, наверное, наши», – подумал Сливный и успокоился.
Минут через десять действительно показалась колонна. Он посмотрел на нее в бинокль, но из-за сплошной пыли и неровной местности установить точное количество танков не удалось. Разглядев на первой машине красное полотнище, лейтенант Сливный и совсем успокоился: «Наши. И идут по дороге, откуда мы пришли, вдоль фронта…»
Танки въехали в деревню. Первый остановился на перекрестке, второй затормозил чуть сзади. Когда улеглась пыль, Сливный отчетливо увидел на башнях кресты.
– Огонь! Огонь! – закричал он, давая команду своим орудиям, расчеты которых на всякий случай, завидев танки, приготовились к бою.
До противника было не более ста метров, и оба танка загорелись от первых же выстрелов. Остальные машины стали разъезжаться с дороги для атаки, пуская струи огня из огнеметов. Через несколько минут пять крайних домов горели, по деревне понесло жаром и дымом, но все три орудия Сливного вели беглый огонь. Танки, стоявшие на лугу перед деревней, так бездумно ими подожженной, загорались один за другим от выстрелов орудий, стрелявших почти в упор.
Сливный и без бинокля хорошо видел, что, кроме двух подбитых в деревне, на лугу горели еще четыре танка. А потом загорелись еще два…
«Сколько же всего стоит? Четырнадцать!» – сосчитал Сливный с удивлением, но совершенно без страха.
С бронетранспортеров, которые шли за танками метрах в пятистах, начали спешиваться автоматчики. Быстро развернувшись в цепь, они побежали к деревне. Из окопчиков густо защелкали винтовочные выстрелы, и автоматчики залегли, а потом и отошли за бугор в кустарник.
Иван Сливный взглянул на часы: «Всего десять минут боя!» Все четырнадцать танков стояли на лугу, и ни один из них не стрелял. Одиннадцать горели, а три стояли с открытыми люками. Сливный видел, как из них во время боя убежали экипажи в рожь – нервы не выдержали стоять под прицелом. Чуть поодаль стояли три подбитых бронетранспортера.
«Просто не верится! – в третий раз пересчитывал танки Сливный. – Если бы мы не прозевали и открыли огонь с нормальной дистанции, а не в упор, они бы нас за эти же десять минут с землей смешали… Хорошо, что прозевали…» – усмехнулся он.
Считая два танка, подбитых на Варшавском шоссе, да здесь сразу одиннадцать и три бронетранспортера – счет хороший. По крайней мере, за потерянные три орудия он с лихвой отквитался [15] .
Иван посматривал, довольно улыбаясь в усы, на дымящиеся танки, все еще не веря своим глазам, как в небе появился немецкий самолет-разведчик. Через двадцать минут прибежал батарейный наблюдатель и доложил, что с западного направления приближается пехота противника.
В деревне стали густо рваться мины, то и дело попадая в горящие дома, отчего искры и обломки с огнем разлетались еще дальше. Пехота немцев действительно показалась, пока еще спускаясь с пригорка метрах в семистах, но не больше хорошо укомплектованной роты.
Сливный посмотрел на окопчики прикрытия – своей пехоты там не было. «Может быть, переместилась куда-то? – подумал он, но, сбегав на другую сторону деревни, и там никого не нашел. – Даже не предупредили, что уходят, ну что за люди…»
На батарее между тем от минометного огня противника появились потери: двое убитых и трое раненых. У одного орудия было отбито колесо. Но главная беда была в том, что сгорели все три их тягача. Водители поставили их рядом с домами, во время обстрела перегнать не сумели, и тягачи сгорели вместе с постройками.
«Надо срочно уходить… – решал Сливный. – Ну, минчане, – ругал он водителей тягачей, – ну, подвели нас…»
– Нечаев! – позвал он своего командира взвода. – Лошадей достать хоть из-под земли, и чтобы через пять минут были здесь.
На окраине деревни стояла колхозная конюшня, на это они обратили внимание еще вечером, но не сгорели ли там лошади во время боя?
Орудия Сливного вели огонь по немецкой пехоте, которая, чувствуя, что в деревне одни артиллеристы, а стрелков нет, пошла вперед в рост. Снаряды шли с перелетом, а картечи у Сливного, как нарочно, не было, поэтому вести огонь из орудия по пехоте было равносильно тому, что стрелять по воробьям из пушки.
Минут через десять-пятнадцать лейтенант Нечаев с двумя бойцами пригнал четырех лошадей, и это было за какую-то минуту до того, как лейтенант Сливный готов был отдать приказ достреливать лоток со снарядами и взрывать орудия: немцы были всего в двухстах метрах и вели прицельный огонь.
Орудия прицепили мигом, на лошадей сели по двое. Остальные бегом – из-под носа у немцев. Испорченное орудие Сливный успел подорвать гранатой и, видя, что немцы уже заходят в деревню и если поторопятся, то ему не уйти, побежал догонять батарею.
Удар третьей колонны танков противника пришелся по дивизиону старшего лейтенанта Степана Братушевского артполка полковника Смолина, который стоял в боевых порядках обескровленных батальонов 409-го стрелкового полка.
Передовой отряд танков – двадцать три машины – развернулся на дивизион веером, как на учениях.
Полковник Смолин, наблюдавший эту картину со своего НП, позвонил Братушевскому:
– Ну, теперь держись, сынок! Не торопись, можешь подпустить метров на триста, замаскирован ты хорошо. Я за тобой – все вижу. Если будет трудно – говори, я от Ильченко два орудия подкину, у него пока потише. Проверь у Арзамаскина одно орудие – сектор обстрела у него маловат. Комиссар к вам пошел, встречайте.
– Пехота отходит! Пехота, говорю, отходит! – закричал в трубку Братушевский.
– А ты стой! Пехоту соберем!
– Да я ничего. Конец связи, товарищ полковник.
Меньше чем через полчаса старший лейтенант Братушевский сам позвонил в штаб полка:
– Пять танков подбил, но повреждено два орудия. Отремонтировать можно, расчеты уцелели. И снарядов мало – по тридцать на орудие. Срочно снаряды!
– Высылаю тебе артмастерскую и машину со снарядами. Держись! – прокричал в трубку полковник Смолин.
Когда на батарею въехала «полуторка», ее тут же облепили бойцы из расчетов, быстро выгружая ящики со снарядами, а артмастера – лейтенант Зверев и сержанты Вашурин и Никольский, – чуть пригибаясь, побежали на огневые, где стояли поврежденные орудия.