Но когда уже в Приштине ему пришлось ждать заранее оговоренного контакта дольше, чем обычно, зазвенел первый серьезный тревожный звоночек. Наконец появился Бесо и, ничего не объясняя, повез его в какой-то горный лагерь, соблюдая слишком уж серьезные правила конспирации. И тогда Хантер понял: дело дрянь.
Что-то снова не заладилось.
В другой ситуации Антон наверняка не действовал бы так поспешно. Потратив некоторое время, он настоял бы на личном контакте с Замиром, а по истечении указанного срока, не получив ни его, ни объяснений, просто перестал бы пользоваться тем почтовым ящиком. Есть масса способов купить оружие, отсрочка получалась небольшой, да и заказчики не слишком гнали лошадей. Вот только карусель событий последних недель, особенно долгие минуты наедине с ненормальным Михалом Коперником, признаться, выбили Хантера из привычной колеи. Он двигался по инерции, оставляя себе на раздумья очень мало времени и замечая, что так меньше чувствуется усталость.
Теперь, похоже, придется пожинать плоды собственной беспечности.
Красноречивее любых объяснений для Антона стала цепочка с пулей на конце на шее Боры. Украшение Замира, то ли талисман, то ли медальон, – не важно. Главное, что цепочкой он дорожил, просто так снять с себя не мог, а значит, его действительно совсем нет. Перехватив его взгляд и будто прочитав мысли, Бора коротко подтвердила:
– Замира убили.
Они беседовали в палатке, стоящей отдельно. Бесо не вышел – если Замир владел английским, то Бора говорила только на албанском, и одноглазый при ней был вроде переводчика. Бора приняла гостя, сжимая в углу рта косячок. Несмотря на то что палатка вентилировалась, все внутри пропахло марихуаной, и Хантеру казалось, что дурью пропитался даже брезент. Зрачки Боры были так расширены, что создавалось впечатление, будто они вот-вот закроют глазные яблоки. Пистолет лежал рядом со спальным мешком, Бора положила его так, чтобы схватить в любой момент, и Хантер признал про себя: момент действительно может оказаться любым. Сейчас Бора Ракипи вряд ли была адекватна и могла отвечать за свои слова и поступки. Потому Антон посмотрел на Бесо – ее брат всегда казался ему более спокойным и по-своему деловитым.
– Правда, – подтвердил он. – Рассказывать долго.
– Постарайся короче.
– Грызня. – Бесо говорил, не глядя сейчас на сестру, которая молча набивала очередную папиросу. Судя по всему, она догадывалась, что гость и партнер захотел объяснений. – Замир давно хотел работать сам, он же наладил собственную схему. От него требовали подчинения. И чтобы он вывел из дела нас. – Одноглазый машинально тронул себя за серьгу. – Они называют нас цыганами.
– Ясно. Когда это случилось?
– Неделю назад. Они пришли к нам на базу с ультиматумом. Оскорбили Бору, она убила одного.
Понятно. Чтобы оскорбить Бору, достаточно посмотреть на нее не так, как ей нравится в данный момент. Особенно если женщина под кайфом, а она, как догадывался Хантер, постоянно была под кайфом.
– Его застрелили свои же. Стреляли в Бору, а он оттолкнул. – Для убедительности Бесо коснулся пальцами века. – Я видел.
– Сколько осталось от группы?
– Пятеро легли там. Четверо сдались. Нас восемь, мы ушли с боем.
Теперь прячутся здесь. Н-да, хороши партнеры…
– Получается, я не вовремя.
Антон легонько хлопнул Бесо по плечу, кивнул Боре, повернулся к выходу.
– Стой, – отрывисто сказала Бора.
Хантер вздохнул, снова повернулся к ней.
– Что?
– Ты зачем-то приехал. Что тебе нужно?
– У меня были дела с Замиром. Теперь его нет. Извини, Бора, но сейчас ты не в том положении, чтобы делать бизнес.
Слушая, как Бесо переводит, она сделала глубокую затяжку, задерживая в себе сладкий дым. Потом, глядя как бы сквозь Хантера, проговорила:
– Бизнес не отменяется. Чего ты хочешь?
Ладно. В конце концов, не зря же он потратил на это время.
– Мне нужна игрушка.
– Бесо, покажи ему. – Бора кивнула куда-то в сторону и сама первая вышла из палатки.
Они подошли к грузовичку, стоявшему на краю поляны. По пути Хантер осмотрелся внимательнее, попробовал сосчитать боевиков. Увидел четверых. Они, как ему показалось, бесцельно слонялись по маленькому лагерю. Остальные, наверное, сидели в другой палатке, побольше. В памяти почему-то всплыло определение, услышанное еще в старших классах советской средней школы на уроках истории и вне исторического контекста: махновцы. Другое слово вряд ли бы подошло лучше.
Пока Бесо вскрывал находившиеся в кузове пикапа ящики, Бора стояла в стороне, наблюдая за ним с отстраненно-рассеянным видом. Одноглазый жестом продавца с колхозного рынка предложил Хантеру выбирать, и тот, взглянув на содержимое ящиков, удовлетворенно хмыкнул: все-таки Замир оставил хоть и небольшое, но определенно неплохое наследство. Рука сама потянулась к знакомому компактному кейсу, очень похожему на те, куда укладывают музыкальные инструменты. Антон открыл его, зная, что там найдет, привычно подсоединил ствол со ствольной коробкой к отдельно лежащему деревянному прикладу. Затем приторочил глушитель, оптику, щелчком прикрепил пластмассовый магазин, передернул затвор, досылая патрон в патронник, и теперь держал в руках новенький, в заводской смазке образец продукции НИИ «Точмаш», казенное название которого – «винтовка снайперская специальная», она же «винторез» выпуска восемьдесят седьмого года. Именно тогда винтовка поступила на вооружение в спецподразделения КГБ и за минувшую четверть века еще ни разу не дала повода усомниться в своих тактико-технических качествах.
Поняв Хантера без слов и перевода, Бора подошла, взяла «винторез», повернулась, вскинула оружие, поискала в перекрестье прицела цель и нажала на спуск.
Хлоп!
С головы одного из боевиков, слоняющихся по лагерю, будто порывом ветра сдуло фуражку.
Обернувшись, албанец замер, увидел Бору с нацеленной на него винтовкой. Брат мягко попытался взять у нее оружие, но Бора, сменив сектор обстрела и найдя другую мишень, дослала патрон в патронник и следующим выстрелом сбила черный берет с головы другого боевика. Третьего выстрела не последовало – опустив «винторез», Бора перехватила его двумя руками, протянула Хантеру, как обычно подают хлеб-соль.
– Подходит?
Бесо махнул рукой остальным, что-то гортанно выкрикнул, видимо успокаивая их. На всякий случай албанцы вышли из-под возможной линии огня, но ничего не сказали в ответ: вероятно, нечто подобное Бора проделывала не впервые.
– Меня устраивает. Сколько?
– Ничего.
Ответ не понравился Антону еще больше, чем вся эта ситуация, явно принимавшая некий сюрреалистический оттенок.
– Что это значит?
– Ничего, – повторила Бора. – У тебя наличные?