Сколько хочет этот кандидат наук? Полторы штуки зелени в месяц? Черт с ним! Хоть две, хоть три! Феликс Григорьевич готов был молиться на человека, который снимет с его плеч тяжелеющую день ото дня ношу, очистит на экране его компьютера графы с расписанием встреч. Он заплатил бы и больше, как платят лекарю, лишь бы избавиться от ночных кошмаров с пестрой толпой, рюкзаком вместо парашюта за плечами, похотливыми неграми. Чего стоят деньги, когда речь идет о здоровье!
Все случилось так неожиданно, что Ольга оказалась не в силах ни проанализировать, ни даже подробно восстановить в памяти происшедшее. Кажется, прошло несколько веков с того момента, когда музыку врубили на полную громкость и хмельные конторцы пустились в пляс. Несколько столетий, скомканных в памяти в один вечер и одну ночь.
Ольга лежала, глядя на окно, за которым растирал серое небо охрой и цинком хмурый московский рассвет. Она лежала, слушая мерное посапывание Роберта, и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить его, прежде чем решит, что делать дальше. Решит, считать ли происшедшее ошибкой, хмельной вольностью, пикантным конфузом или напротив... Хотя какое может быть «напротив»? Мужчина, лежавший в ее постели, не годился в «герои ее романа». Он неуклюж, смешон и, кажется, глуп. Кроме того, он ее подчиненный. О какой субординации может идти речь, когда подчиненный ночами вытворяет с начальницей все, что заблагорассудится? Конечно, он вежлив, внимателен, по-своему галантен, и Ольге безусловно приятны его комплименты и публичные знаки внимания, но этого слишком мало для... для чего бы то ни было! Из всех прежних мужчин Ольги этот менее всех заслуживал быть «допущенным к телу». И тем не менее...
Тем не менее это случилось, и менеджер Роберт Мастерков спал сейчас в ее постели. Девушка не испытывала паники по поводу своего падения. Она не сомневалась, что ей удастся без труда оборвать все связавшие их нити, задушив бесперспективный роман в зародыше, но проблема состояла в том, что... ей не хотелось ничего обрывать. Невероятно, но, будучи наименее завидным бойфрендом, Роберт оказался потрясающим любовником: он не рвался немедленно получить свое, не спешил, раздевая партнершу и изучая ее тело. Нежный и страстный, он сначала разбудил в ней настоящий вулкан чувств, а затем вызвал настоящее его извержение, так что Ольга едва не потеряла сознание.
Ловкость Роберта в постели оказалась единственным утешением для потерявшего голову старшего менеджера Ольги Талльской. В остальном же девушка не испытывала восторга от обретенного бойфренда. Не могло быть и речи о том, чтобы привести Роберта к знакомым в качестве кавалера — в лучшем случае не поймут. В одном из худших спросят, от какого дивана оторвана та полоска материи, что подвязана им вместо галстука, или от кого перешла по наследству кожанка: от бабушки-чекистки или прабабушки, ездившей в Новый Свет в годы золотой лихорадки. Не дай бог, коллеги узнают об их связи! Склюют моментально. Подкалывать Мастеркова — все равно что высмеивать костюм спящего бомжа: скучно и безадресно. При любых обстоятельствах чудаковатый менеджер будет улыбаться и согласно кивать, и оценить меткость своих шпилек остряку не удастся. А вот поинтересоваться у Ольги Талльской, когда ' ее лягушонок превратится в прекрасного принца, могут запросто.
Ольга скосила глаза на часы. Можно еще спать и спать, но есть дело поважнее: придумать, как выпутаться из этой истории. Как же ее угораздило так вляпаться?
Накануне «Контора» гуляла по поводу очередного дня рождения. Как обычно, праздник пошел в гору после отъезда начальства. Напитки окрепли, закуска посолонела, музыка заиграла громче. Сослуживцы пили, закусывали, трепались о чем-то. Ольга не узрела ничего необычного в том, что Роберт в тот вечер особенно усердно ухаживал — впору употребить слово «прислуживал» — за ней и за Оксаной Серебрец, с которой они сидели рядом. Все уже привыкли к нарочитой вежливости и галантности «парня в тиграх», как прозвали Роберта за глаза, намекая на рисунок его неизменного галстука. Раз уж Роберт оказался рядом, то что такого в том, что он наполняет стаканы сидящих по левую руку дам и подает им закуски? С точки зрения Ольги, подобное поведение должно быть нормой.
Когда основательно «заправившиеся» служащие начали подниматься из-за стола, чтобы поплясать под новый сборник отечественных хитов, старательно списанных с зарубежных хитов прежних лет, Ольга не нашла опять-таки ничего необычного в том, что молодой человек пригласил ее на танец. Вел Роберт не ахти, но с такта не сбивался и на ноги не наступал.
Ничего предосудительного не содержало в себе и второе приглашение, на медленный танец под заунывную колыбельную. Потом колыбельная перескочила на рокабилли. Подрыгаться в такт Ольга любила, тем паче что желающих «подавить окурки» набежало великое множество, угол, освобожденный под танцплощадку, оказался забитым, и в такой толчее не имело никакого значения, кто с кем танцует: нашел, куда поставить ногу после очередного финта, и ладно.
Дыхания у Ольги едва хватило до конца танца, пот лил с нее градом, и, отираясь основанием ладони, она уже искала глазами свой стул, чтобы пробраться туда и плюхнуться на мягкий итальянский пластик, когда загремел новый хит. Тоже нечто быстрое, в латинском стиле. Ольга сделала первый шаг, пробираясь между продолжающими плясать коллегами. Неожиданно чья-то рука обхватила ее талию и мощным рывком развернула кругом, возвращая в эпицентр веселья. Девушка обернулась и обнаружила, что человек, столь бесцеремонно ангажировавший ее на очередной танец, все тот же менеджер Мастерков. Будь у нее хотя бы секунда, Ольга непременно одернула бы зарвавшегося юношу, но тот не дал ей такой возможности, принявшись кружить и мотать свою партнершу, словно куклу, благо управлять миниатюрной девушкой не составляло труда. Быстрые танцы удавались Роберту лучше, и в другой ситуации Ольге такой партнер пришелся бы по вкусу, но в тот момент...
Рок-н-ролл, изрядное количество испитого «Смирнова» и духота подействовали на девушку убийственно. После очередного резкого поворота ей сделалось дурно. Ольга забилась в руках партнера, как форель в сетях рыбака, но едва
Роберт перестал поддерживать ее, ноги предательски подкосились, и госпожа старший менеджер непристойнейшим образом растянулась бы на полу, если бы он снова не подхватил ее.
Ольгу замутило, звуки сделались вдруг чересчур громкими, движения танцующих — слишком быстрыми, воздух — нестерпимо густым. Она чувствовала, как ее ведут по залу, и пол словно уворачивается от ее шагов. Потом — провал: Ольга не помнила, как вышла из зала, перешагнула порог, а паркет под ногами сменился линолеумом. Она Пришла в себя от потока холодного ночного воздуха, окатившего лицо и грудь. Ольга обнаружила, что сидит в секретарской у раскрытого настежь окна и смотрит на потонувший в темноте скверик перед зданием.
Провал.
Ольга открыла глаза, чувствуя, как лицо ее отирают тканью, смоченной холодной водой. Холод мобилизовал ее, заставив соображать. Она поняла, что сидит все в той же секретарской, перед раскрытым окном, и кто-то смачивает ей лоб и щеки холодной водой. Влага остается на коже, быстро подсыхает, и ткань — носовой платок? — становится шероховатой, начинает раздражать кожу. Тогда ее спаситель проводит по щеке рукой. Рука мягкая, но далеко не прохладная. Сочетание это раздражает необычайно, все равно что утолять жажду теплой водой. Чья это рука?! Нет сил повернуть голову. Чья бы ни была, лишь бы снова смочила платок.