С тех пор смышленая девочка не рычит в сторону телефона «Алло!» а только «Нанана». Это единственное изменение, которое произошло. Я взял несколько толстых томов ивритской энциклопедии, от буквы алеф до буквы гимел, и подложил их под телефон, дабы поднять технический уровень. Никогда не забуду тот знойный день, когда я споткнулся на лужайке о том энциклопедии «Афирион — Бердичевский». Я тут же понял, что наш телефон вышел из употребления и мы остались без средств связи… Действительно, жена сидела среди обломков с остекленевшим взглядом, обхватив голову руками.
— Это конец, — пробормотала она — Ранана встает на подушки…
То есть смышленая девочка самостоятельно открыла известный закон Джефферсона, гласящий, что каждое тело становится выше на величину предметов, находящихся у него под ногами. Ранана стала работать с подушками дивана. Если она складывает их одну на другую, то достигает 1 м 40 см в тени…
На-на-на, уровень жизни у нас снова резко повысился. Письменные принадлежности и дорого обходящиеся рукописи в массе своей были сосланы в небольшой концлагерь на рояле. Ключи были повешены на особом гвоздике в стратосфере, дабы спасти их от Рананы, тяжело вооруженной диванными подушками. Пишущую машинку мы привязали к веревке от занавесей. Радио теперь орет со шкафа, игрушки переехали на антресоли и расположились там наподобие вавилонских висячих садов.
Несмотря на принятые меры, нам пришлось выбрать среди детей округи одного подростка и нанять его для сбора разнообразных вещей, сбрасываемых с балкона, ибо наша лужайка каждые четверть часа по-прежнему наполнялась всевозможными предметами, которые он и призван был складывать в корзину, поднимаемую нами наверх силою рук наших.
Жизнь становилась, в общем-то, все более сложной. Все домашние вещи уже сконцентрировались на рояле безопасности, уставшем от перегрузок, а павший в неравной схватке с Рананой телефон переехал на одежный шкаф, и пользоваться им можно было, лишь стоя на чайной тележке…
— Господи, — прошептала жена в темноту одной из бессонных ночей, — что же будет, когда Ранана через несколько лет достигнет роста один метр девяносто сантиметров…
Я думаю, она станет баскетболисткой. Во всяком случае, на следующий день после обеда путь к дому мне перекрыл наш сосед Феликс Зелиг, голова которого торчала из акварели работы художника Шмуэля Каца. Эта потрясающая картина изображала в деликатных тонах кипящую жизнью гавань где-то на юге; голова Зелига торчала как раз в том месте, где был трюм грузового судна. Сосед не очень мог разговаривать. Мы живем на третьем этаже.
— Да, — сказал я, — девочка выросла.
Дома я застал то, что осталось от жены. Она сидела на ступке, белая как мел.
— Эфраим, — прошептала она, — она… залезает… на стул…
Это означало, что смышленая девочка уже открыла закон эволюции философа Гегеля. Она изобрела для себя лестницу: залезает на подушку, с подушки — на край ящика для шитья, с ящика — на кресло и уже оттуда действует на нервы окружающим. Наш уровень жизни поднялся так, что выше бывает только в США: 1 м 60 см!
Прежде всего мы перенесли постельные принадлежности на антресоли, а письменный стол перебрался на рояль. Этот рассказ, к примеру, пишется на высоте 2.30 над уровнем ковра. Я касаюсь головой потолка, но воздух здесь чистый и пикантный. Ко всему можно привыкнуть, девочка придает жизни смысл. Картины в нашем доме прибиты гвоздями к потолку наподобие фресок Микеланджело в Сикстинской капелле. В стратегических точках квартиры на высоте два метра натянуты канаты, и на них безмолвно висят различные следы нашего бегства. Телефон установлен на верхней площадке алюминиевой лестницы, купленной специально для этого. Едим мы на шкафу, среди облаков. Говорят, это очень полезно — возвращаться к жизни на деревьях, подобно далеким предкам. Мы потихоньку приспосабливаемся ходить по потолку, залезать с проворностью черта по палке для задергивания штор, оп — прыжок на люстру, и вот мы уже потихоньку расчищаем верхние полки этажерки и грызем орешки…
Ранана растет. На-на-на.
Вчера жена издала сдавленный крик, занимаясь глажкой на верху лестницы.
— Эфраим, — задыхаясь кричала она, указывая дрожащим пальцем на Ранану, — смотри!
Смышленая девочка взбиралась на лестницу, переползая с одной ступеньки эволюции на другую. Это конец. Было хорошо, даже прекрасно, но всему наступает предел. Я собрал вещички и тихонько ушел из дому. Я не хочу быть поэтом с головой, вечно торчащей в облаках. Я просил жену написать, когда Ранана достигнет зрелости. А пока я приземляюсь.
Однажды сидим мы себе в нашем жилище, читая приложения к газетам, и вдруг слышим звонок снаружи, и женушка тут же вскакивает и быстрыми шагами подходит ко мне:
— Эфраим, открой дверь!
На пороге топчутся Гроссы. Дов и Люси. Симпатичная пара среднего возраста, но в домашних туфлях. Они представились и извинились за вторжение в столь поздний час:
— Мы живем напротив. Можно зайти на минутку?
— Пожалуйста…
Они прошли прямо в салон, обошли рояль и остановились в углу возле новой чайной тележки.
— Пожалуйста, — сказала Люси мужу победным тоном, — это не швейная машина!
— Ну и ладно! — ответил Дов сдавленным от гнева голосом. — Ты выиграла! Но во вторник я оказался прав — у них нет Британской энциклопедии…
— Я не говорила про энциклопедию, — обиделась Люси, — я говорила про словари и что они — жуткие снобы…
— Жаль, что мы не записали твои слова!
— В самом деле жаль!
Я увидел, что отношения между ними портятся, и предложил им сесть и разобраться во всем, как подобает взрослым людям. Дов снял свой плащ и остался в пижаме с голубыми полосками.
— Мы живем точно напротив, — объяснил он, указывая на большой дом на другой стороне улицы, — на втором этаже. У нас отличный полевой бинокль, мы купили его в Гонконге в прошлом году…
— Да, — ответил я, — японцы сейчас делают фантастические вещи.
— Увеличение один к двадцати! — сказала Люси, поправляя кудряшки. — Можно увидеть у вас любую мелочь. Так вот, вчера Дуби заявил, что большая темная штука за роялем — это швейная машинка. Я готова была спорить, что нет, ведь я ясно видела на ней вазу с цветами. Так я сказала Дуби: знаешь что, давай сходим к ним и посмотрим, кто прав.
— Вы поступили разумно, — заметил я, — иначе спорам не было бы конца. Есть еще проблемы?
— Только занавеси, — вздохнул Дов, — если вы вешаете цветные занавеси на окна спальни, то мы видим лишь ноги…
— Сквозняки, поверьте, только из-за этого…
— Мы ничего не требуем, — сказал Дов, — вы вовсе не должны считаться с нами. В конце концов, это ведь ваша квартира.
Атмосфера сложилась неплохая. Жена подала чай с солеными крекерами.