Да, я тоже ждал этого фильма, и даже больше, может быть, чем Маша с Ваней, потому что представлял себе, какими могут быть, так сказать, отдаленные последствия первого просмотра.
Перед самым выходом из дома, пока Маша в третий раз закалывала волосы так, чтобы ее это устроило, Ваня решил запустить свою любимую «Тачку», машину Молнии Маккуина, которую я подарил ему пару месяцев назад и которая, как ни странно, до сих пор жива и находится в рабочем состоянии, хотя и побывала в страшных авариях, не совместимых, казалось бы, с жизнью.
Ваня в совершенстве управляет этой машиной – уже практически, я думаю, так же, как сам Молния. (По крайней мере в начале фильма. До того, как Молния управлял ею к концу фильма, Ване еще надо дорасти.)
Но существует одна особенность. Она заключается в том, что там, где он занимается пусками, есть один смертельно опасный проем. Там лестница. За детей мы не боимся, они научились спускаться и подниматься по ней раньше, чем научились ходить, – но вот для радиоуправляемой машины это красная зона. Одна машинка вот так улетела вниз – и ее осколки Ваня, воя, долго потом собирал веником вместе со своей мамой.
– Ваня, – предупредил я его, пока Маша примеривала очередную заколку, решая экзистенциального значения проблему, что будет лучше, хохолок или хвостик, – опасность очень большая. Одно неверное движение – и Молния останется без машины. А ведь он прошел столько опасностей. И так нелепо разбиться у нас дома… Осторожность и еще раз осторожность!
– Папа! – сказал Ваня.
Он нечасто произносит это слово так, как в этот раз. В этом «папа!» с глубоким прочувствованным ударением на первом слоге содержатся прежде всего вызов и упрек. Здесь примерно вот что. «Я что, глупее тебя?!» – это раз. «Слушай внимательно, я сейчас скажу что-то, чего ты даже не думал услышать!» – это два. «Нет, все-таки вы меня очень недооцениваете!» – это три. И еще в этом «папа!» есть четыре, и пять, и шесть…
Ему не нужно было продолжать. Мы поняли друг друга. Он и не стал продолжать. Начались гонки. Я тоже увлекся, хотя и отметил, что Маша вроде закончила наконец свои приготовления и остановилась, кажется, на хохолке.
– Что вы тут играете?! – крикнула Маша. – Мы опаздываем на «Пиратов»!
От неожиданности Ванина рука предательски дрогнула – и случилось худшее из того, что могло случиться. Машина вильнула, на полном ходу ворвалась на лестницу – и взлетела над ней. Парение было недолгим. Раздался грохот. Она падала, переворачивалась, подскакивала и снова падала…
Ваня зачарованно смотрел вниз, в эту бездну, в эту черную дыру. В глазах его были две такие же черные дыры.
– Ну и что? – сказал он, пожав плечами, и я сразу вспомнил великий финал фильма «Отступники» с этим «Ну и ладно…».
Я ужасно расстроился. Мне не хотелось даже думать о том, чтобы спуститься вниз и увидеть то, что осталось от машины. Мне хотелось сказать:
– Ну я же предупреждал!
Но я, конечно, не стал этого говорить. Глупо было самоутверждаться за счет этого маленького мальчика. Что, в конце концов, больше никого нет, что ли, кроме него, для этого?
И я сказал только:
– Поздравляю!..
Ну, я, конечно, вложил в эти слова, так сказать, частичку своей души. Был там все же, видимо, и оттенок «Ну я же предупреждал!».
Ваня в этот момент все еще смотрел вниз. От этого слова он вздрогнул, как от выстрела в спину, и медленно повернулся ко мне. Он понял смысл этой фразы гораздо глубже, чем я бы хотел.
– Ну что, идем в кино уже? – бодро спросил я.
Он молча надел кроссовки и вышел на улицу, молча сел в машину. Я надеялся, что он расплачется. Но он не уронил ни слезинки. Ни одной. Вообще.
Мы приехали в «Октябрь» и перед сеансом успели еще перекусить. Маша без умолку болтала, чувствуя неладное. Ваня молчал. Такое было в первый раз. Раньше он в такой ситуации все-таки предпочитал патетически разрыдаться. Ну, и быстро успокаивался. Я в очередной раз подумал о том, что мальчик быстро взрослеет.
Когда начался фильм, Маша, сидевшая справа от меня, вцепилась мне в руку и не отпускала уже до конца сеанса. Я полфильма думал о том, что придется ведь еще раз идти, потому что я половины сюжета не понимаю ввиду его особой закрученности и только чувствую, что все становится интереснее и интереснее.
Ваня сидел слева и постоянно успокаивал свою маму:
– Мама, не переживай, не надо! Наши все равно выиграют!.. Сейчас будет битва… У него сейчас упадет шпага… Вот, видишь!
– Ты что, смотрел?! – недоуменным шепотом спрашивала Алена.
– Да нет, это же понятно, и Макар рассказывал… Мама, не переживай!..
Успокаивал он, конечно, и себя тоже. Но не прежде всего себя.
А у Маши в тяжелые моменты, а их было полно, просто ручьем текли слезы. В голос она разрыдалась на весь зал, когда Уилл Тернер погиб. Она не могла с этим смириться. Она не перестала рыдать, когда он ожил. Для нее этот человек умер навсегда. И это была страшная потеря.
Их, по-моему, шатало, когда мы вышли из кинотеатра. Я думал о том, что на этот фильм не только детям до 12 нельзя, но и вообще всем, у кого есть сердце (в отличие от Уилла Тернера), не надо бы ходить на этот фильм, потому что страданий, уверен, всем нормальным людям хватает и в реальной жизни.
Но с другой стороны, думал я, как хорошо, что мы все приняли так близко к сердцу, потому что Ваня, я был уверен, теперь забыл про мое поздравление. Он, правда, шел к машине, все еще как-то искоса поглядывая на меня.
И тут я грохнулся со ступенек кинотеатра. Я как-то совершенно про них забыл. И я позорно слетел с них не то что запнувшись, а просто кубарем. Их там всего-то четыре или пять, и я все их пересчитал.
Было больно. Я поднял глаза. Надо мной стоял Ваня.
– Поздравляю! – что было сил счастливо крикнул он.
Маша призналась, что ей очень нужен велосипед. Не очень вроде бы давно я купил им самокаты взамен 4-колесных великов, но за полгода они, конечно, морально совершенно устарели.
Я сгоряча пообещал Маше, что куплю, куплю ей, ладно, куплю ей велосипед. Надо было, конечно, подождать до какого-нибудь более или менее праздника в их жизни – или хотя бы в моей. Но я, честно говоря, как-то устал сопротивляться их бесконечному давлению, этому непрекращающемуся круглосуточному натиску, целью которого являются: пираты, солдатики, жвачка «Мала-бар», кукла Братц, одеяло для Барби, боевой комплект че-репашек-ниндзя, гребешки для бэби-берна, радиоуправляемый Родстер Макларен…
– Папа, – сказал Ваня, – я без велика тоже жить не могу.
Я вздохнул.
– Когда? – спросил Ваня.
– Завтра утром, – сквозь зубы ответил я.
– И, папа, надо еще черепашку с синей ленточкой купить, – Ваня методично добивал меня, понимая, что я потерял способность к сопротивлению.