Иван Горчев – матрос фрахтера «Рангун» – получил Нобелевскую премию по физике, когда ему не было и двадцати одного года. Столь беспримерное научное достижение в таком нежном и поэтическом возрасте факт сам по себе замечательный, хотя некоторые могут усмотреть определенное отсутствие бонтона вот в чем: Иван Горчев, собственно говоря, выиграл премию у нобелевского лауреата – профессора Ноа Бертинуса, которому несколько дней тому шведский король вручил высокую награду, – выиграл в карточную игру, называемую «макао». Конечно, всегда и везде найдутся любители выискивать пятна на солнце, но факт налицо: двадцатилетний Иван Горчев вошел в число мировых знаменитостей.
Профессор Бертинус поднялся на пароход в Гетеборге с премией в кармане. Перед отплытием представители шведского общества Франклина почтили заслуженного исследователя в области атомной физики большой золотой медалью. После отплытия выдающийся ученый считал дни и часы до прибытия в Бордо, где его ждал виноградник в несколько соток; таковой недвижимостью, впрочем, владеют почти все французские государственные служащие от помощника палача до директора музея.
В Саутхемптоне на борт поднялся Иван Горчев – он надумал по какой-то ему самому неведомой причине пересечь Ла-Манш. Установлено, что с фрахтера его списали, поскольку он огрел штурмана четырехзубчатым лодочным крюком: но почему субъекту, который ударил штурмана и был освобожден от занимаемой должности, понадобилось пересечь Ла-Манш – столь же неясно, как и многие другие замыслы его и поступки.
Неясно, к примеру, как вообще состоялось знакомство легкомысленного юнца с научным светилом и как объяснить готовность пожилого, замкнутого профессора сыграть, хоть и по маленькой, в запрещенную игру макао. Вероятно, мы никогда не узнаем подробностей. Якобы Горчев предложил профессору, страдающему от морской болезни, коктейль собственного изобретения – смесь коньяка, лимонного сока и содовой. Профессор несколько взбодрился и спросил молодого человека, кто он и откуда.
– Меня зовут Иван Горчев, род занятий – двадцать один год. Сын младшего брата барона Горчева из Нашего Городина, царского камергера. Отец – капитан гвардии, дядя – Юствестий Верстков, командующий губернским гарнизоном, защищал Одессу от мятежного флота. Ни единого слова правды. Но удивительное дело: доверчивость молоденьких девиц и пожилых ученых поистине безгранична. Профессор надел пенсне:
– Вы, следовательно, эмигрант?
– Так точно, батюшка Профессорович, – вздохнул наш герой. – Мой отец под хорошую руку даривал десятки тысяч рублей на императорский балет. Эх, как летел он, бывало, на тройке с позолоченным гербом через Царское Село… Гей, наливочка!
Гей, Волга, еще бы разок тебя увидеть!
– Но вы вряд ли можете помнить Россию, если вам двадцать один год.
– То-то и оно, батюшка Профессовский. Никогда я не видел этих удивительных снежных полей, которые так врезались в память…
– И что вы делаете здесь, господин Горчев?
– Тише! Я переодет матросом из политических соображений.
Как вы успели, вероятно, заметить, наш герой отличался замечательным качеством: он не говорил правды и не лгал, а просто и порывисто излагал все, что приходило в голову. Такое свойство уже не раз вовлекало его в невообразимые истории, поскольку довольно редко наблюдалась логическая связь между его словами или поступками.
– К сожалению, с деньгами у меня туговато, один негодяй меня, в сущности, ограбил.
– Каким образом?
– Я был глуп и любопытен. Знакомишься, знаете ли, с подозрительными типами, не думая о последствиях. Однажды в Лондоне какой-то подлец завлек меня играть в макао и все денежки… фьють…
– Вы, видимо, приличный юноша, но такой поступок неразумен. А что это за игра – «макао»?
Горчев вздохнул и вытащил из кармана колоду карт:
– Пожалуйста, как вам сказать… надо набрать максимум девять очков. Кто переберет – проигрывает.
Профессор рискнул пятью сантимами и взял пять франков. Проиграв две тысячи, он повысил ставку. Затем ставки повышались еще несколько раз и вблизи Бордо Горчев получил всю Нобелевскую премию до последнего сантима. Вполне возможно, что напористый эмигрант, в случае если бы профессор остался на борту до Ниццы, добился бы и золотой медали общества Франклина, которой, как известно, награждают только за исключительные успехи в исследованиях по атомной физике.
Великолепный подвиг в двадцать один год! Однако профессор сошел на берег в Бордо с большой золотой медалью и грустными размышлениями о сомнительном уровне французских университетов, учебный план которых не содержит никаких инструкций касательно запрещенной карточной игры макао. Горчев стоял у релинга и, глубоко тронутый, долго махал платком на прощанье.
Что делать молодому человеку, если в глубину души еще не брошен якорь бытовой серьезности, а в кармане вдруг завелась очень и очень круглая сумма? Так вопрошал себя Горчев и мгновенно решил: сойду с парохода в Ницце, пошляюсь по гавани, поищу компаньона – на кой черт деньги, если их не с кем растранжирить!
На ком остановить выбор? Наш герой огляделся. На молу торчал субъект, напоминающий грузчика. В своем широком коричневом пиджаке и черных купальных трусах, он стоял одинокий и заброшенный на сборном месте портовых рабочих – все пошли на разгрузку, а в его услугах никто, видимо, не нуждался. Пенсне, желтое махровое полотенце вместо рубашки, заправленное бахромой в купальные трусы, – все это придавало ему довольно необычный вид. Дабы уравновесить впечатление от купальных трусов, его макушку венчала вполне элегантная соломенная шляпа, на полномера, правда, меньше, зато с наполовину целыми полями. Морщины близ густых черных жестких усов стянулись в печальную гримасу. Сей одинокий труженик пребывал в откровенно плохом настроении и ковырял во рту зубочисткой, верно, для того, чтобы его принимали за пообедавшего человека. Было, впрочем, совершенно ясно, что здесь и сегодня сады расцветают не для него. И вдруг смотровой крикнул:
– Эй, идите, надо выгрузить ящики на пирс номер пять!
– Ящики тяжелые?
Смотровой растерялся: такого вопроса он еще не слышал от портового грузчика.
– Прошу прощения, – произнес нервно и отрывисто господин в коричневом пиджаке, – мне нужно точно знать, у меня грыжа вот уж пять лет.
Смотровой плюнул и ушел. Горчев – свидетель сцены – пробормотал: «Какой человек! Вот кто мне нужен», – и обратился к незнакомцу:
– Скажите, вы хотите работать?
– По-вашему, я похож на бездельника, дармоеда?
– И какая работа вам до душе?
Незнакомец оценил свои тощие ноги, комические купальные трусы, обтрепанные закругленные полы коричневого пиджака и пожал плечами: