— Мод Боркман, — сказал Элдер.
— Продолжайте.
— Доктор спросил, не знаю ли я, куда перебралась та дама, которая здесь жила. Раздраженный его резким, нетерпеливым тоном, я ответил, что не знаю. Он схватил меня за плечо и начал орать на меня. Я оттолкнул его, он бросился на меня, и тут я ударил его случайно подвернувшимся мне под руку сценическим кинжалом…
— Почему вы решили сразу же после этого спуститься в холл?
— В дверь постучали снова. На этот раз спуститься в холл требовал уже полицейский. Я боялся, что он захочет войти, и поэтому сразу же вышел, а потом постарался поскорее вернуться назад, чтобы убрать труп. Синьора Релли, однако, отослала меня найти сумочку. Когда я вернулся к себе, трупа в комнате уже не было.
— А ковер? — спросил Элдер.
— Прошу прощения? — с непонимающим видом переспросил Линднер.
— Куда девался залитый кровью ковер? Я был вчера в вашей комнате и она оказалась единственной на всем этаже, где отсутствовал ковер.
— Да… сейчас, когда вы это говорите, мне и самому странно. Ковер исчез.
— Не понимаю, какое это может иметь значение, — перебил нетерпеливо капитан.
— По-моему, большое, — ответил Элдер. — Кровь убитого куда-то исчезла, а пролилась она, насколько я понимаю, на этот ковер.
— Каким образом убийца может не знать ответа на этот вопрос? Кроме него, никто не был заинтересован в том, чтобы прятать ковер!
Элдер откинулся на спинку стула и беззвучно присвистнул…
— Ну? — нервно спросил один из полицейских.
— Ковер — самое важное во всем этом деле. — Элдер внезапно повернулся к Линднеру. — Как вы стояли по отношению друг к другу, когда ткнули врача кинжалом в живот?
— Мы стояли напротив, и я ударил его в живот… — Линднер растерянно замолчал, поняв по ошарашенным лицам, что что-то тут не так.
— Ну вот! — сказал, поднимаясь, Элдер. — Теперь все ясно. Вы выдали себя, господин Линднер! Доктор Ранке был убит ударом не в живот, а в горло.
Линднер нервно провел рукой по редеющим волосам.
— Я не понял ваш вопрос… Конечно, я ударил Ранке в горло. Он стоял напротив меня, и я еще подумал, что таким игрушечным кинжалом только горло и можно пробить…
Он испуганно умолк, потому что синьора Релли захохотала, захохотала во весь голос, облегченно, радостно, от всего сердца…
— Синьор Элдер… Benissimo! Вы, действительно, и дьявол и ангел в одном лице… — воскликнула вдова и, прежде чем кто-нибудь успел ей помешать, быстро наклонилась и поцеловала руку инспектора.
— Но, синьора…
— Послушайте… — Она шагнула к Линднеру. — О, как вам не стыдно, глупый вы ребенок! Так напугать меня… Никогда бы не поверила, что вы умеете так лгать! Как вам не стыдно!
Толстый, старый ребенок с убитым видом опустился на стул.
— Это я убил его… — попытался еще пробормотать он.
— Basta! Вот сумасшедший! Доктор Ранке был заколот ударом в спину, а вовсе не в горло и не в живот!
— Что все это значит, Элдер?
— То, что ковер все-таки важен. Кто забрал его и куда? На ковре были пятна крови.
— Но…
— Что касается господина Линднера, я думаю — часть его показаний правдива. Доктор Ранке искал Мод Боркман, но не знал, что она уже перебралась в другой номер. Господин Линднер сказал ему, что она не живет уже здесь. И…
— И что? — спросил капитан.
— Отвечайте же, господин Линднер! — сказал Элдер. — Сейчас каждое слово имеет значение.
Певец вновь превратился в прежнее нерешительное существо.
— Я только что сказал неправду… Я думал, что вы подозреваете синьору… и решил… взять на себя…
— Глупый большой ребенок, — воскликнула вдова.
— Попрошу соблюдать тишину, — вмешался капитан. — Короче говоря, вы намерены изменить свои показания?
— Да.
— Что произошло между вами и доктором Ранке?
— Я сказал ему, что прежняя жилица перебралась отсюда, но я не знаю — куда. Тогда доктор попросил у меня разрешения позвонить из номера. Я не стал возражать и поспешил в холл. Через несколько минут мне пришло в голову, что врач, уходя, не закроет мою комнату, а ведь там лежат все мои деньги. Я решил вернуться, но по дороге встретил синьору, вновь отославшую меня в холл за сумочкой. Когда я попал наконец в свой номер, там все было в порядке.
— Ковер был на месте?
Линднер, задумавшись, наморщил лоб…
— Не помню… Честное слово, не помню…
— Не знаю, почему для вас так важен этот ковер, — вмешался капитан. — В любом случае, на основании услышанного мною…
— Прошу прощения, что перебиваю вас, — сказал Элдер, — но мне хотелось бы попросить наших невольных гостей пройти по одному в соседнюю комнату, чтобы я мог еще раз побеседовать с ними.
— Не возражаю, я и так решил на основании услышанного мною арестовать их…
— Этого-то я и боялся, — мрачно проговорил Элдер.
— Прошу вас, господин капитан… — пролепетал Линднер.
— Замолчите, Энрико! — с силой проговорила синьора Релли. — Правда на нашей стороне, и я верю в этого инспектора. Он намного умнее, чем капитан, и постарается не допустить конфуза для полиции. Я уже все сказала. Можете делать со мной все, что вам заблагорассудится.
У капитана кровь отлила от лица.
— Боюсь, что вы разочаруетесь в инспекторе. Седлинц, Ульрик! Отведите этих господ по их комнатам. Не разрешайте им разговаривать друг с другом и поставьте часовых у дверей.
— А как Вангольд? — спросил Элдер. — Ему можно разгуливать на свободе? У него нет алиби, и вещественные улики…
— Само собою, поскольку серьезные подозрения существуют и против господина Вангольда, он тоже будет находиться под домашним арестом…
— Есть еще князь Сергей и Мод Боркман, — продолжал безжалостно Элдер. — Многие свидетели видели их в коридоре, а алиби и у них нет!
Капитан оторопел. Теперь ему было ясно, что его снова поймали в ловушку.
— Мы допросим их, — ответил он решительно, — и, если нужно, арестуем. По закону любой подозреваемый может быть подвергнут аресту на двадцать четыре часа…
— …Если это нужно, чтобы помешать им скрыться. Но ведь отсюда и муха не улетит незамеченной.
— Ошибаетесь! Миссис Вилльерс и след простыл. Можете увести их, Седлинц.
— Браво, инспектор! — воскликнула синьора Релли выходя.
— Господин инспектор! — строго проговорил капитан. — В ходе следствия вам удалось получить сведения, которые вы сохраняли в тайне, а потом использовали для создания театральных эффектов. Готов признать ваши выдающиеся способности, но такое поведение — явное нарушение дисциплины.