– Где она находится?
– Не знаю.
– Ладно, найду.
В гардеробной было темно, однако свет фонаря под окном несколько рассеивал мрак.
Я сразу же рванул к шкафу. К сожалению, там висел лишь военный мундир с нашивками… генерал-фельдмаршала!
Нет, за такое самозванство сразу поставят к стенке. И почему Альфонс Ничейный должен будет отбывать пожизненный срок в одиночку? А меньше нам никак не схлопотать, если нас застукают здесь даже в цивильной одежде.
Постойте, а это что? В углу висит тонкий, блестящий прорезиненный плащ, какой офицеры набрасывают поверх мундира. К нему высокие сапоги для верховой езды, в одной руке кепи, в другой – портфель – не стыдно на люди показаться.
С озабоченным выражением лица и деловым шагом – вперед! Главное – не останавливаться ни на мгновенье.
В какую сторону идти, я знал: вправо, все время вправо. Музыка звучала громче и громче по мере того, как я, шагая по красной ковровой дорожке, приближался к огромной стеклянной двери… Поворот ручки, и я в парадной зале…
Что с тобой, Оковалок? Никак струсил?
Вперед!
Громадная зала, ослепительно сверкающая хрустальная люстра, мраморные колонны, разлитый в воздухе тонкий аромат духов…
Быстрой, уверенной походкой иду через залу. Нежно-розовый свет, кушетки с сиреневой и зеленой обивкой, курительная комната… А мне нужно в голубую гостиную.
– Постойте, голубчик!
Попробуй тут, не остановись…
Высокий, с приветливым, умным лицом генерал-фельдмаршал, весь увешанный наградами, и… губернатор. А рядом с ним рослый, бородатый генерал-майор… Где я его видел?
Я застыл по стойке «смирно».
Ах, да! На яхте, вот где я его видел!.. Бородатый пассажир оказался генерал-майором. После того как он покинул яхту, мы с Альфонсом обнаружили там красотку, которую держали под стражей. Эти мысли промелькнули у меня в доли секунды, пока генерал-майор с приветливой улыбкой подступил ко мне.
– Добро пожаловать! Генерал-майор Рубо.
М-да, шишка на ровном месте…
– Сбзни, – невнятно пробормотал я.
– Откуда? – по-прежнему улыбаясь, вопросил он.
– Дивизия Жюмон… – щелкнул каблуками я. Название дивизии я слышал у нас в штабе роты.
– Вам нужен маркиз Сюрьен?
– Так точно, ваше превосходительство!
– Тогда вот в эту сторону. Маркиз сейчас в купольном зале.
Уф, пронесло!.. Но теперь изволь шагать не в голубую гостиную, а куда тебе велено… Значит, красотку держал под стражей генерал-майор Рубо.
За купольным залом последовал уединенный переход, где какой-то господин – по виду турок – во фраке и тюрбане на голове беседовал с двумя дамами. Одна из дам взглянула на меня и…
Поистине сегодня день чудес! Да это ведь пленница с яхты! Та самая блондинка, у которой мы с Альфонсом Ничейным приватизировали две сотни франков на лечение раненого Хопкинса.
Две неожиданные встречи в считанные минуты: сперва генерал-майор Рубо, державший пленницу под стражей, теперь же сама пленница, сбежавшая от нас под покровом ночи.
А блондиночка устремилась ко мне и стиснула мою руку, словно подавая знак.
– Кто вам нужен?
– Некий капитан…
– Раненный в голову?
– Вот именно.
– Ступайте в голубую гостиную. Вон туда… – И показала, куда идти. – Я тоже сейчас приду к вам.
Что бы это значило? Но я не стал ломать голову. Щелкнул каблуками, готовясь уйти. Красотка улыбнулась.
– Некий господин, по рассеянности облачившийся на вечерний прием в белый смокинг, уже дожидается вас. – Это она про пижона Альфонса, не иначе.
Я рванул прямиком в голубую гостиную, ввалился без стука.
Альфонс Ничейный стоял, прислонившись к книжному шкафу, напротив него вольготно развалился в кресле Чурбан Хопкинс со здоровенной сигарой в зубах, перед ним на столике бутылка коньяка «Наполеон» и хрустальная рюмка – так, для блезира, поскольку Хопкинс время от времени прикладывался к самой бутылке, хлебая дорогой напиток прямо из горла.
– Привет, Оковалок! – небрежно приветствовал он меня.
– Чурбан, дьявол тебя побери…
– К черту подробности! – прервал меня Альфонс. – Через двадцать минут мы должны быть на посту. Чурбан мало что может рассказать, я потом введу тебя в курс дела. А пока что нам предстоит обсудить самые насущные вопросы.
– Самое насущное, ребята, – это хорошее настроение. Ваше здоровье! – хриплым, пропитым голосом возвестил Хопкинс, опрокинув в себя оставшиеся полбутылки «Наполеона».
– Где же капитан? – поинтересовался я.
– На подходе! – ответил Альфонс и выудил из кармана «тигриный коготь».
Вам не приходилось иметь дело с этим прелестным инструментом? Надеваешь на ладонь широкое стальное кольцо, и стоит тебе согнуть пальцы, как изнутри выскакивают пять кривых, острых лезвий – ни дать ни взять тигриные когти. Заденешь кого такой пятерней, и бедолаге по гроб жизни обеспечены незаживающие раны.
Альфонс стоял на изготовку, вооруженный «коготками», и хорош был – загляденье. При свете ламп его тщательно причесанные густые черные волосы блестят, соперничая сверканьем лишь с ослепительной белизной зубов.
– Мне бы не хотелось лишних неприятностей для этого капитана, – заявил я. – Он очень симпатичный малый.
– Я, между прочим, тоже симпатичный малый, – встрял Хопкинс. – И вовсе не желаю, чтобы он меня пришил. Так что пусть только попробует, я ему живо башку сверну. И помощь Альфонса мне не потребуется.
– Этот капитан весь из стальных мускулов. Тебе с ним не справиться, Хопкинс. Да и ты, Альфонс, против него слабак. И вообще… мне кажется, здесь какое-то недоразумение.
– Какое там недоразумение! – отмахнулся Хопкинс. – Будь я на его месте, я бы тоже не остановился перед убийством. Меня вызвали в суд как свидетеля защиты, а я, натурально, не помню ровным счетом ничегошеньки. Пришлось сослаться на ранение в голову. Вот уж сроду не подумал бы, что иной раз и дырка в башке пригодиться может. Конечно, жалко капитана этого, ведь получается, вместо того, чтобы вызволить его из беды, я ему подлянку подстроил. А что мне оставалось делать? Скажи я на суде правду, что вовсе никакой я не капитан и понятия не имею, каким образом очутился в военном госпитале и что кликуха у меня Чурбан Хопкинс, сидеть бы мне за решеткой до скончания века. А я по тюремным нарам да баланде пока что не соскучился.
В гостиную без стука вошла блондиночка, которую держали под стражей на яхте.
– Он уже успел побывать здесь? – тотчас обратилась она к Альфонсу.
– Нет еще.