Вот вчера ты правильно себя вел — и сам отдохнул по полной программе, и народ повеселил. Даже Александр Сергеевич в конце предложил за тебя тост.
— А кто это? — обнаружил в очередной раз провалы в памяти усатый.
— Это, — бородатый поднял вверх указательный палец, — большой человек.
— А-а-а, — смутно стал вспоминать усатый, — он мне чего-то все про гомиков говорил.
Саша и Леня давно уже напряглись.
— Окучил он тут двоих, взял в оборот, они теперь по его команде российские долги скупают, а потом их России подарят. Ему за это орден, а лохов этих, гомиков, — уточнил бородач, — в автокатастрофе или как-нибудь по-другому. Крутой мужик. А вот, кстати, и он. Александр Сергеевич! Пожалуйте к нам! — окликнул Достоевского бородач.
— Спасибо, друзья, — радостно ответил тот, — но совершенно нет времени, опаздываю.
Тут он увидел Сашу и Леню, которые смотрели на него с нескрываемой ненавистью.
— Авпрочем… — Александр Сергеевич вмиг просчитал провал своей миссии и решил идти напролом, еще не зная толком, что он сделает и скажет.
Но, как всегда это бывало, его выручил слепой, дикий случай. На пляже вдруг раздался душераздирающий крик, и толпа хлынула к берегу. Побежали туда и почти все сидевшие под тентами кафе. На мокром песке, у самой кромки воды лежала девушка с перерезанным горлом. Вмиг примчалась полиция, тело окружили телеоператоры. Сквозь их плотный строй пытались пробиться зеваки с любительскими видеокамерами, но профессионалы стояли насмерть, и через них смог прорваться только человек в окровавленной рубашке. Он встал над телом и стал разбрасывать листовки, которые ветер разнес над толпой.
Взяли по листовке и Саша с Леней. Из листовки выяснилось, что на песке лежит вовсе не девушка, а кукла, играющая роль девушки в финале фильма «Duty free», ко — торый будет показан на фестивале сегодня после обеда. Человека, разбрасывавшего листовки и оказавшегося режиссером фильма, чуть не арестовали, но представитель дирекции фестиваля, правда, с большим трудом, отбил у полиции взвинченного и агрессивного мэтра.
Все это время, пока Саша и Леня наблюдали на пляже разворачивавшийся там очередной необходимый фестивалю как воздух скандал, и потом, когда они подписывали бумаги о покупке несметных долгов, Александр Сергеевич внимательно наблюдал за друзьями и вспоминал их полный ненависти взгляд в кафе. «Что это было?» — гадал он. Когда этот взгляд приобретет для него смысл?
Смутную тревогу у него вызвало соседство друзей с усатым режиссером и бородатым оператором, с которыми Александр Сергеевич вчера гулял у очень дорогой проститутки и, честно говоря, излишне разоткровенничался. Но за годы работы на советский режим у Александра Сергеевича выработалось стойкое чувство безнаказанности за свои дела и слова. Это чувство безнаказанности обеспечивалось мощным аппаратом, который работал в режиме строжайшей секретности, и горе было тому, кому Александр Сергеевич нечаянно или по прихоти выбалтывал служебные секреты. А выболтать иногда так хотелось… ведь в принципе это был обычный мужской треп о работе. Но реальная безнаказанность осталась в Советском Союзе, а сейчас существовало только призрачное ощущение безнаказанности.
Мина, заложенная Александром Сергеевичем под себя на вчерашней пьянке, рванула на пресс-конференции, собранной после подписания. На вопрос вопросов: а что они собираются делать с долгами России — Саша и Леня, глядя в упор на Александра Сергеевича, сказали, ЧТО ЕЩЕ НЕ РЕШИЛИ. Александр Сергеевич понял, что теряет ребят, теряет лицо, теряет доверие Начальника, может потерять работу, а то и жизнь. Самым ужасным следствием сказанного Сашей и Леней на пресс-конференции для Александра Сергеевича явилось то, что он безнадежно удалялся от денег фонда, терял над ними контроль и скорее всего уступал насиженное место старине Джеймсу.
И он был недалек от истины, даже сам не подозревал, как недалек. Александр Сергеевич был деморализован и не заметил, что официант, подававший шампанское после подписания, удивительно похож на Джеймса Джеймса-старшего: тот же рост, та же манера держаться, а главное — лицо. У официанта было лицо Джеймса Джеймса, а Достоевский на лицо-то и не посмотрел, передоверившись информации из Центра, что Джеймс Джеймс в это время из-за неудач с фондом отстранен от дел и сосет сопли на своем ранчо.
Александр Сергеевич был настолько уверен в окончательном успехе, что даже не думал о возможных контрходах Джеймса, а тот очень хорошо подготовился к Каннскому фестивалю и даже установил в президентском номере, где планировалось подписание, стол, который внешне был точной копией гостиничного, но на самом деле являл собой истинное чудо техники даже для нашего удивительного времени. Этот стол был сенсорным трехмерным сканером, запоминавшим все лежащие на нем документы. И эти документы, посланные через спутниковые антенны, имевшие в Каннах вид больших рекламных щитов, уже через три минуты еще теплыми копиями подписанных договоров ложились на стол генерального директора ЦРУ.
Пребывая в эйфории, генерал также совершенно упустил еще одну зловещую деталь, которая должна была насторожить его прежде всего. Это был один из флажков, стоявший на столе. Похожий на государственный флаг России, он имел внизу надпись «Кремль-2». В любое другое время Достоевский, натасканный на выявление политических двусмысленностей, мигом бы почувствовал «дружескую» руку Джеймса и нашел бы, что ответить забугорным коллегам-провокаторам, которые пытаются выхолостить глубокий патриотический смысл проводившейся акции. Может быть, даже сорвал бы подписание договора: например, взял бы бумаги и поджег их или выпрыгнул с ними в окно (всего лишь третий этаж, а внизу бассейн, он это все предварительно проверил).
Всего этого Александр Сергеевич не знал, все он проглядел, упустил — а то бы к девушке с перерезанным горлом присоединился бы пожилой мужчина с простреленной головой.
Каннское интервью сильно озадачило Москву. Там поняли, что треклятые долги, которые, казалось, были в руках, стали ускользать. Тревожила непонятная позиция Лени и Саши. Ситуацию запутывало то, что ребята не брали откат, а если человек не берет откат, значит, он замахивается на само мироздание. Очень опасная и чреватая всякими неожиданностями для Кремля ситуация. Решено было мягко разведать, чего они, собственно, хотят, какого хрена воду мутят.
Популярнейший ведущий российского телевидения Гауптвахтов прибыл на остров Кремль-2 на вертолете корабельного базирования завода Камова. Руководство телевидения просто умоляло Леню и Сашу дать интервью для высокорейтингового разговорного шоу Гауптвахтова «Чистосердечное интервью».
Люди любили смотреть эту передачу, потому что Гауптвахтов отличался редкой осведомленностью о собеседнике. Если, например, человек сидел в тюрьме по политическим мотивам, то Гауптвахтов мог процитировать отрывки из протоколов его допросов, а если хотел достать человека до печенок или, как говорят на телевидении, «опустить», то мог показать и подлинник доноса собеседника на своих товарищей. У ведущего было много подобных приемов, чтобы разговорить интервьюируемого, и передача получалась искренней и задушевной.