– Значит, ты сдашь мне Шаоян, – заключил Хубилай.
Ему на удивление, Лю Цзинсян покачал головой, словно не столкнулся с многотысячным войском, тянущимся отсюда к пригородам. Хубилай вдруг представил, как в Шаоян вонзается нож, острием которого будет он сам. Нет. Сразу три ножа: он, Баяр и Урянхатай. За ними потянутся воины, которые еще не вошли в город и с нетерпением ждут новостей.
– Я без оружия специально, чтобы сказать: капитулировать не могу, – начал Лю Цзинсян. – Приказ императора касается каждого города. Если сдамся, Шаоян сожгут в назидание другим.
– Ты встречался с императором? – спросил Хубилай.
– В Шаоян он не приезжал, – ответил префект.
– Как же он отдает приказы?
Лю Цзинсян нахмурился, гадая, как объяснить, что такое верность, вожаку тех, кто, по слухам, чуть разумнее диких зверей. Обнадеживало, что Хубилай говорил с ним на беглом мандаринском, диалекте цзиньской знати.
– Когда вступал в должность префекта, я принес клятву, – ответил он. – Я выполняю четкие приказы и попросту не могу сделать, как вы хотите.
Сунец потел, и Хубилай отлично понимал его положение. Если капитулирует, город уничтожит разгневанный хозяин; окажет сопротивление – то же самое сделают враги. Интересно, Лю Цзинсян нашел выход – или попросту выехал навстречу врагам в надежде, что ему перережут горло?
– Стань я императором, ты поклялся бы мне в верности? – спросил Хубилай.
Лю Цзинсян застыл, крепко задумавшись.
– Не исключено. Но, господин мой… вы не император.
Голос префекта звенел от волнения: Лю Цзинсян понимал, что его жизнь висит на волоске. Хубилай с трудом сдержал улыбку. Префект держался бы иначе, если бы знал, что в этот самый момент к городу приближается сунская армия. Попасть в западню в Шаояне царевичу не хотелось. Он глянул на солнце и подумал, что нужно поторапливаться.
– Лю Цзинсян, ты не оставляешь мне выбора, – объявил он. Префект чуть побледнел, решив, что ему вынесли смертный приговор. Не дав ему ответить, Хубилай продолжил: – Здесь я задерживаться не собирался. Меня ждут другие битвы. От тебя я хотел лишь провизии и снаряжения для моих воинов. Что же, раз не желаешь капитулировать, отдам другой приказ.
Хубилай повернулся в седле и поднял руку. Монголы снова обнажили мечи и подняли луки.
– Погодите! – крикнул Лю Цзинсян звенящим от напряжения голосом. – Я могу… – Он замялся, что-то для себя решая. – Нет, не могу отвести вас к казармам, которые в миле отсюда по этой самой дороге.
Хубилай медленно повернулся к нему и поднял брови в безмолвном вопросе.
– Шаоян я не сдаю, – заявил Лю Цзинсян; пот катился с него градом. – Я прикажу своим людям забаррикадироваться в домах и стану молиться, чтобы кровь не пролилась, чтобы вы взяли, что нужно, и ушли.
– Мудрое решение, префект, – с улыбкой проговорил Хубилай. – Езжай со своими людьми домой мимо казарм; если нападут, будьте готовы отбиваться. Только, думаю, сегодня этого с вами не случится.
Лю Цзинсян развернул и повел коня прочь. Руки у него заметно дрожали. Свита последовала его примеру на глазах у монголов, постоянно ожидая стрел в спину. Хубилай ухмыльнулся, но тотчас поехал за ними, увлекая тумены к городским казармам. На широкой площади монгольские воины немного успокоились. Обрамляли ее двухэтажные здания, в которых могли укрыться тысячи солдат.
Тут Лю Цзинсян остановился, и Хубилай понял, что префект до сих пор ждет казни.
– Наступит день, когда я снова предложу тебе сдать город, – пообещал Хубилай. – И ты мне не откажешь. Езжай домой, сегодня никто не погибнет.
Лю Цзинсян ускакал вместе со своими людьми, многие из которых то и дело оглядывались. Свита уменьшалась, уменьшалась – и, наконец, растаяла вдали. Больше никто не показывался, и Хубилай понял: горожане и впрямь заперлись в домах, вместо того чтобы дать отпор захватчикам.
Монголы распахнули двери казарм, за которыми скрывались огромные конюшни, арсеналы, дормитории и кухни. Один из воинов сунул пальцы в рот и резко свистнул, чтобы привлечь внимание Хубилая. Тот повел коня через плац и с другой стороны увидел колонну Урянхатая. Царевич повернулся к дозорным, которые всегда держались неподалеку от него.
– Один из вас пусть скачет к орлоку и передаст, что я его жду. Другой пусть разыщет Баяра, куда бы тот ни подевался.
Дозорные ускакали. Их кони отбивали копытами звучный ритм, эхом разносившийся по казармам. Хубилай спешился, вошел в длинный коридор и… расплылся в улыбке. На стеллажах стояли тысячи пик, чуть дальше, на деревянных подставках лицом друг к другу, – щиты. Вон луки, стреляющие куда лучше монгольских. [26] Склады располагались анфиладами. Когда Урянхатай добрался до внешнего уровня, Хубилай стоял в зале лучников, пропахшем клеем, деревом и перьями. Десятки верстаков показывали, где ежедневно трудились рабочие. Результатами их труда набили колчаны, которые сложили с разных сторон. Хубилай вытащил стрелу и осмотрел, большим пальцем теребя перья. Сунские полки снабжали лучшие мастера.
Царевич быстро снял свой лук и натянул тетиву. Он услышал, как в арсенал кто-то вошел, обернулся и увидел Урянхатая. В кои веки орлок казался довольным. Хубилай кивнул ему, снова натянул тетиву и выстрелил в дальнюю стену. Стрела пробила дерево и исчезла. На пол упали яркие перья. Впервые за несколько дней Хубилай почувствовал, как отступает усталость.
– Урянхатай, вели своим людям собрать луки, да побыстрее. Дозорные пусть разыщут место для привала и ночлега, причем за пределами города. Уже завтра придется уходить отсюда.
Он оглядел арсенал и улыбнулся. Кто-то подсчитает точнее, но ему кажется, что им достался миллион стрел в новых колчанах, а то и больше.
– Орлок, у нас снова есть зубы. Теперь грех не кусаться.
* * *
Сюань, Сын Неба, никогда не видел сунцев на войне. Численность их впечатляла, а вот скорость передвижения показалась недопустимо низкой. В столицу на сбор сунских вельмож его везли целый месяц. Вельмож собралось больше ста; рассадили их ярусами, в зависимости от статуса: самых влиятельных – у платформы, где велись дебаты, менее важных – на балконы, чтобы слушали. Когда вошел Сюань в сопровождении сунских чиновников, воцарилась тишина.
Первым впечатлением было буйство красок, внимательные глаза, стоящие колом наряды зеленого, красного и оранжевого цветов. У каждого гостя свой стиль – кто-то явился в простой рубахе с жемчугом, кто-то потел в наряде с длинным рукавом и в головном уборе с павлиньими перьями, а то и с невероятно массивными драгоценностями. Мало кто из молодых был похож на воинов – всё больше на пестрых птиц, едва способных порхать от обилия шелка и украшений.
Появление Сюаня всполошило слуг, не получивших конкретных указаний. Происхождением наследник был выше всех присутствующих, но при этом он лишь формальный правитель другого народа и командующий крохотной армии стареющих воинов. Решение приняли, как всегда, компромиссное – усадили Сюаня на нижнем ярусе, но в глубине зала.