Антоний выбирал остров так, чтобы до него не долетели копья легионеров.
– Выкатите луки-скорпионы, и пусть расчеты нацелят их на остров, – добавил Октавиан.
Предыдущим днем легионы успели собрать массивные орудия, и он ощутил определенное облегчение, наблюдая, как волы подтаскивают их к берегу, а потом расчеты нацеливают стрелы на остров. Октавиан Фурин увидел, что на противоположном берегу происходит то же самое, и задался вопросом, каково это будет – стоять на маленьком островке и слышать звон тетивы луков-скорпионов, стреляющих в тебя железными стрелами?
– Готовы? – спросил он друзей.
Агриппа ответил «да», спрыгнув в лодку. Меценат пожал плечами, все еще глядя на ожидающие их фигуры.
– Ты сделал все, что мог, – сказал молодой патриций. – Если это заговор, он живым с острова не уйдет. Обещаю тебе.
– Если только он сейчас на острове, – пробурчал Виспансий Агриппа, усаживаясь на корме. – Высокий человек в броне может быть обычным офицером, задача которого – выманить нас на остров, под удар катапульт и скорпионов.
– Ты у нас оптимист, Агриппа, – фыркнул Меценат.
В лодке молодой патриций прошел на нос. Садиться он не стал, предпочтя остаться на ногах. Четверо гребцов уже заняли свои места. Все они были ветеранами, мастерски владеющими мечами, которые лежали у их ног. Чтобы сменить весла на оружие, им потребовалась бы секунда. Все смотрели на Октавиана, и он кивнул.
– Поехали. Давайте узнаем, чего он хочет. – Новый Цезарь встал у борта, не отрывая глаз от Марка Антония. – Отчаливайте, или гребите, или как это у вас называется!
Агриппа скривился, но гребцы оттолкнулись от берега и погнали лодку к острову. Четыре весла синхронно опускались в воду, разгоняя лодку. Октавиан обнаружил, что ему нравится лететь над водой, и Виспансий Агриппа, заметив, как изменилось выражение лица его друга, улыбнулся.
– Есть какая-то магия в маленьких лодках, – заметил он. – Но галеры еще лучше.
Улыбка Гая Октавиана соскользнула с лица при упоминании о флоте, который покинул Брундизий. Его соконсул Педий провел закон, сместивший Секста Помпея с должности командующего флота, но корабли этим вернуть не удалось.
– Когда мы здесь закончим, мне понадобится флот, – заявил преемник Цезаря.
– Это и есть весь твой флот, – с горечью ответил Меценат, кивая на их лодку.
Октавиан фыркнул:
– Я уже думал об этом. Рано или поздно, мне придется раздавить Секста Помпея. Без контроля над морем мы не сможем переправить легионы, не сможем схватиться с Кассием и Брутом.
Агриппа кивал, потирая подбородок.
– Флот обойдется в огромные деньги, – ответил он. – У Секста сколько, двести галер? Постройка половины этого числа обойдется в десятки миллионов сестерциев… и потребуется время, чтобы подготовить легионеров для войны на море.
– Какой смысл договариваться с Марком Антонием, если я не могу покинуть Рим из-за страха перед пиратами? – спросил Октавиан. – Деньги я найду… и людей. У тебя полная свобода действий, Агриппа. Построй мне флот.
Когда лодка подошла к острову, три пассажира выбрались на берег. Гребцы начали надевать легионерскую броню, которая до этого лежала на дне лодки. Консул нетерпеливо ждал, и его пальцы поглаживали рукоятку гладия.
Марк Антоний спустился на пятачок песка, к которому они пристали, с улыбкой наблюдая за происходящим. Выглядел он здоровым и сильным, ростом чуть уступал Агриппе, а фигура его оставалась стройной, несмотря на годы.
– Добро пожаловать, консул, – приветствовал он Октавиана. – Ты прошел долгий путь с того времени, как эту должность занимал я. Как я тебе и писал, моя честь гарантирует тебе безопасность. У нас перемирие. Я хочу представить тебе моего компаньона. Пройдешь со мной?
Человек, которого Гай Октавиан видел в последний раз уезжающим в Галлию, похоже, совершенно не боялся вооруженных солдат. Он держался расслабленно, как любой римский патриций, наслаждающийся теплым днем на берегу реки. Октавиан улыбнулся, считая возможным подыграть ему.
– Я пойду с тобой, – согласился он. – Нам надо многое обсудить.
– Похоже, на этот раз он готов тебя выслушать, – пробормотал Меценат.
Они направились к шатру, поставленному на траве. С этой части острова Гай Октавиан мог лучше рассмотреть легионы, которые Марк Антоний привел из Галлии. Он обратил внимание, что до противоположного берега расстояние от острова меньше, чем до того, с которого приплыл он сам, и решил, что это не случайность. Десяток луков-скорпионов и две центурии лучников наблюдали за ним, готовые открыть огонь при первых признаках предательства. Как ни странно, Октавиану понравилось, что и его воспринимают как угрозу. Ему не хотелось оставаться единственным, у кого нутро завязывалось узлом от тревоги.
Антоний светился радушием, как и положено хозяину. Он заметил, что Октавиан смотрит на его легионы, и заговорил:
– Сейчас трудные времена, Цезарь, ведь так? Лепид придерживался того же мнения, когда я прибыл в Галлию. Я благодарен ему, что он не усмотрел ничего зазорного в том, чтобы передать командование римскому консулу.
– Экс-консулу, – механически поправил его Октавиан, но, увидев, что Марк начинает хмуриться, быстро добавил: – Но по-прежнему человеку, которого Юлий Цезарь называл другом, и, я надеюсь, моему союзнику в эти непростые времена.
– Как скажешь. Я нахожу, что чем больше у меня легионов, тем легче мне найти союзников, – оглушительно рассмеялся бывший консул. – Лепид! Позволь представить тебе нового Гая Юлия Цезаря и нынешнего римского консула.
Мужчина, отсалютовавший Октавиану, выглядел растерянным. Чувствовалось, что ему явно не по себе. Наследник Цезаря видел его впервые, но знал, что сам божественный Юлий считал этого человека идеальным наместником для Галлии и назначил его на этот пост после триумфального возвращения с Востока. С первого взгляда Марк Эмилий Лепид не производил особого впечатления. Из-за легкой сутулости он больше походил на ученого, а не на офицера самого высокого ранга, хотя сломанный в нескольких местах нос и измочаленное ухо говорили о том, что в каком-то бою ему изрядно досталось. От уха остался один лишь розовый хрящ, без намека на раковину. Волосы Лепида оставались густыми, но полностью поседели. В компании с ним и Марком Антонием Октавиан ощущал свою молодость, скорее как силу, чем как слабость.
– Познакомиться с тобой для меня честь, – низкий и твердый голос галльского наместника указывал, что за его стареющей внешностью скрываются решительность и трезвый рассудок.
Октавиан пожал протянутую руку.
– И для меня эта встреча с тобой – большая честь. Как у римского консула, у меня, как я понимаю, самая высокая должность. Присядем? – предложил он, указывая на длинный стол, и первым двинулся к нему, вместо того, чтобы уступить инициативу Марку Антонию. Меценат и Агриппа последовали за другом и встали за его спиной, как только он сел во главе стола.