Горман. Вся эта судебная машина, знаете ли, я так в ней и не разобрался, а теперь и подавно — все это китайская грамота.
Крим. Вам в суде доводилось бывать?
Горман. Однажды, ну да, когда разводилась моя племянница, когда это было, тому лет тридцать, ну да, тридцать лет назад, я был страшно встревожен, скажу вам, бедная малышка развелась через два года супружеской жизни, моя сестра так и не пришла после этого в себя.
Крим. Разводы — чума общества, поверьте мне на слово, чума общества, спросите у моего мальчика, если мне не верите.
Горман. Ах, тут я с вами всей душой, чума общества, смотрите, куда это ведет, подумать только, у моей племянницы была девочка, которая и отца-то не знала.
Крим. Она алименты получала?
Горман. Ее поместили в школу-интернат и извели, пока она не стала как тень, вот вам штука.
Крим. Мать алименты получала?
Горман. К чертовой матери деньги. (Пауза.) Итак, ваш сын раздает разводы щедрым половником.
Крим. Как судья он вынужден это делать, как отца — это ранит его в сердце.
Горман. У него есть дети?
Крим. Ну, в известном смысле у него был ребенок, малыш Герберт, прожил четыре месяца, потом скончался, как же давно это было, как давно.
Горман. Ох, Боже ж мой, мистер Крим, Боже ж мой, а больше детей не было?
Рев двигателя.
Крим. А?
Горман. Других детей?
Крим. Я же говорил вам, что у меня есть внуки, дети дочерей, двух моих дочек. (Пауза.) Кстати о том типе, как его, о Бартоне, парне-маньяке, хорошенькое дело выставлять себя напоказ нагишом, да еще перед детишками, а ведь это могли быть наши детишки, Горман, наши собственные внучата.
Рев двигателя.
Горман. Как, должно быть, миссис Крим гордится тем, что она бабушка.
Крим. Миссис Крим вот уже двадцать лет, как в могиле, мистер Горман.
Горман. Ох, Господи, простите великодушно, сам не знаю, о чем болтаю, ну конечно, вы же говорили, что живете у мисс Дейзи.
Крим. У моей дочери Берты, мистер Горман, у моей дочери Берты, миссис Руперт Муди.
Горман. У дочери Берты, верно, значит, она вышла замуж за Муди, у них отличнейший гараж рядом со скотобойней.
Крим. Не за него, а за его брата, владельца питомника.
Горман. Прекрасная партия, Бог в помощь, а дети есть?
Рев двигателя.
Крим. А?
Горман. Дети.
Крим. Двое славных мальчишек, малыш Джонни, то есть, хочу сказать, Хьюберт, и другой, другой.
Горман. Да, но вот расскажите, дочь ваша, бедняжка, ее, значит, нет больше. (Пауза.) Сигарета, пока мы помним, попытаю-ка этого господина. (Приближаются шаги.) Прошу прощения за беспокойство, сэр, огоньку не найдется? (Шаги удаляются.) К молодым нынче не подойдешь, мистер Крим.
Крим. Малыш Хьюберт и тот, другой, другой, как же его звали. (Пауза.) Ну а как миссис Горман?
Горман. Потихоньку.
Крим. Счастливчик вы, дружище Горман, счастливчик, а миссис Горман, Бог мой, чудесная она женщина, ваша миссис Горман, просто красавица.
Горман. Красавица, все так, но, знаете ли, возраст. Мы пока здоровы, слава Богу, не жалуемся, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. (Пауза.) А знаете что, мистер Крим, вот было бы недурственно именно так и откинуться — за дружеской беседой солнечным утром.
Крим. Бросьте вы это, Горман, с таким здоровьем грешно о смерти говорить, здоров, как бык, и уютная жена рядом, да я бы десять лет жизни отдал, чтобы ее вернуть, понимаете, у чужих жить — совсем другое дело.
Горман. Мисс Берта — она такая нежная и внимательная, что вы будто у Бога за пазухой, честное слово, у Бога за пазухой.
Крим. Это совсем другое дело, поверьте мне на слово, даже душой своей не распоряжаешься, взгляните только — сигареты, зажигалка.
Горман. Мисс Берта — она такая нежная и внимательная.
Крим. Нежная и внимательная, пусть так, но разрази меня гром, если она не считает меня старым слюнявым маразматиком. (Пауза.) Куда я подевал сигареты?
Горман. А расскажите мне про свою несчастную невестку, что я говорю такое, про свою невестку.
Крим. Моя невестка, моя невестка, а что такого в моей невестке?
Горман. У нее было личное состояние, поговаривали, что у нее личное состояние.
Крим. Личное состояние, да, престранное это было состояние, все пропало в войну, до последнего пенса, можете себе представить, деньги в банке, скажите на милость, личное состояние, а земли-то — козу привязать негде. (Пауза.) Земля, Горман, вот единственное стоящее вложение, но эта женщина… с равным успехом можно с пеньком разговаривать, упрямая как ишак, вот какова она, эта женщина.
Горман. Ах, такова уж человеческая природа, в будущее не заглянешь.
Крим. Оставьте вы это, Горман, не перечьте, с клочка земли всю жизнь прокормиться можно, черт раздери, ведь это каждый дурак знает, если только они не дадут волю своим фантазиям и не отправятся строить на Луну, как грозятся, ах, все это пустые фантазии, Горман, фантазии и бред, однажды они об этом пожалеют, ей-богу, пожалеют.
Горман. Не верите в их лунные опыты?
Крим. Мой дорогой Горман, Луна — это Луна, а сыр — это сыр, за кого они нас принимают, не всегда ли она существовала, наша Луна, не всегда ли висела там, во всей красе, и что из того, сплошные фантазии и бред, вот вам и Луна, Горман, только фантазии и бред. (Пауза.) Или… что же это получается, наши великие предки были старыми пердунами, и все уже решено, я вас спрашиваю, Бэкон, Веллингтон, Вашингтон, для них Луна всегда была, по их мнению, черт бы драл, они бы уж наверное высказались по этому поводу, никто ради Луны и жопу с места не сдвинул, заставьте кошку проглотить свои усы, они думают, что Луну открыли, как если бы, как если бы. (Пауза.) К чему я это?
Рев двигателя.
Горман. Так вы против прогресса, вон оно что.
Крим. Прогресс, прогресс, прогресс — это все прекрасно и возвышенно, тут я спорить не буду, но прогресс должен быть научным, научным он должен быть, а Луна — это не прогресс, лунатизм, лунатизм.
Горман. Вот тут я с вами согласен, прогресс должен идти в ногу с наукой, ну а Луна, Луна, она такая, какая есть.