– Не знаю, – откликнулся он наконец. – Никогда не думал, что у меня может появиться куча золота. А ты? Чего ты хочешь?
– Готов поклясться, я бы стал самым знаменитым музыкантом в мире.
– Такие клятвы опасны, – заметил Утес.
– У-ук.
– Но разве не того же хочет каждый артист?
– Знаю из личного опыта и могу поделиться им с вами, – встрял Золто, – что каждый настоящий артист хочет, действительно хочет, чтобы ему заплатили.
– И стать знаменитым, – не сдавался Бадди.
– Вот насчет этого не скажу, – пожал плечами Золто. – Трудно быть знаменитым и живым. Лично я хочу играть музыку каждый день, а в конце дня слышать: «Спасибо, было очень здорово, возьмите деньги, как насчет завтра, в это же время?»
– И все?
– Мне вполне достаточно. Мне хотелось бы, чтобы люди говорили: «Нам нужен хороший трубач, эй, найдите-ка Золто Золтссона!»
– По-моему, скучно.
– А мне нравится, когда скучно, потому что это бывает долго.
Они подошли к боковому входу в «Барабан» и вскоре очутились в комнатушке, в которой воняло крысами и уже выпитым пивом. Из бара доносились приглушенные голоса.
– Похоже, народу собралось немало, – заметил Золто.
К ним трусцой подбежал Гибискус:
– Так, ребята, вы готовы?
– Погоди, – сказал Утес. – Мы еще не обсудили гонорар.
– Я же сказал «шесть долларов», а вы чего ожидали? Вы – не из Гильдии, восемь долларов – это ставка Гильдии.
– Мы и не собирались просить у тебя восемь долларов, – возразил Золто.
– Вот и хорошо.
– Мы согласны на шестнадцать.
– Шестнадцать? С ума сошли! Это же двойная ставка Гильдии!
– Но там собралась целая толпа, – указал Золто. – Уверен, ты продашь много пива. Впрочем, мы можем вернуться домой.
– Эй, эй, давай все обсудим, – засуетился Гибискус и, обняв Золто за плечи, отвел его в угол.
Бадди смотрел, как библиотекарь изучает пианино. Никогда прежде он не видел, чтобы музыкант пробовал инструмент на вкус. Потом орангутан открыл крышку и принялся осматривать клавиши. Потом ударил по нескольким из них.
Довольно потирая руки, вернулся Золто.
– Ну все, я договорился, – объявил он. – Ха!
– Сколько? – спросил Утес.
– Шесть долларов! – ответил Золто.
Все промолчали.
– Извини, – наконец промолвил Бадди. – Мы ждали, что ты нам назовешь какое-нибудь число с окончанием «надцать».
– Я оставался твердым и непреклонным, – гордо сказал Золто. – Он понижал ставку не больше чем по два доллара за раз.
Согласно некоторым религиозным учениям, вселенная началась со слова, песни, танца или музыкальной пьесы. Знаменитые Слушающие монахи Овцепикских гор, настолько отточившие свой слух, что легко определяли значение карты по звуку, с которым она ложилась на стол, – эти монахи поставили перед собой очень трудную задачу: отделить от всяких едва уловимых вселенских шумов и окаменелого эха самые первые звуки.
Так вот, согласно их уверениям, в самом Начале Всего Сущего было очень шумно.
Однако люди с наиболее чутким слухом (те, кто чаще других выигрывает в покер), умеющие расслышать эхо, что гуляет в аммонитах и янтаре, клялись и божились, будто бы они слышали звуки, возникшие много раньше.
Эти звуки были словами: «Раз, два, три, четыре».
Но самый лучший слушалыцик, посвятивший всю свою жизнь исследованию базальта, заявил, что ему удалось расслышать то, что было еще до этого.
На вопрос о том, что же это были за звуки, он ответил, что, ему кажется, в самом-самом Начале Всего Сущего кто-то произнес: «Раз, два».
Никто никогда не интересовался, что потом произошло со звуком, давшим рождение вселенной, – если такой звук, конечно, существовал. Это – мифология, и тут неуместно задавать подобные вопросы.
Ну а Чудакулли верил, что все возникло случайно или, как в случае с деканом, назло.
Старшие волшебники еще ни разу не посещали «Залатанный Барабан», будучи, как говорится, при исполнении. В тот день все они осознавали, что находятся здесь в не вполне понятном официальном качестве, а потому вели себя сдержанно. Вокруг них образовалось свободное пространство, но не слишком большое, так как в «Барабане» было необычно многолюдно.
– Тяжелая здесь атмосфера, – заметил Чудакулли, оглядевшись. – О, вижу, тут снова подают «Настоящий Эль». Принесите-ка пинту «действительно странного турботского».
Волшебники напряженно наблюдали за тем, как он осушает бокал. Анк-морпоркское пиво обладало собственным, неповторимым вкусом, который, вероятно, придавала ему местная вода. Некоторые люди считали его похожим на мясной бульон, но были неправы. Мясной бульон обычно холоднее.
Чудакулли с довольным видом облизнул губы.
– Мы-то точно знаем, из чего делается настоящее анк-морпоркское пиво, – сказал он.
Волшебники дружно кивнули. Они это точно знали и потому предпочитали пить джин с тоником.
Чудакулли огляделся. Обычно в это время в «Барабане» уже начиналась парочка драк или по меньшей мере легкая поножовщина. Сейчас же со всех сторон слышались только тихие разговоры; все посетители не сводили глаз с небольшой сцены в дальнем конце помещения, на которой, впрочем, ничего особенного не происходило. Теоретически сцену закрывал занавес, на самом деле являвшийся старой простыней. Из-за которой доносились глухие удары.
Волшебники сидели довольно близко к сцене. Волшебникам вообще, как правило, достаются самые хорошие места. Чудакулли показалось, что до него доносятся приглушенные голоса. Неясные тени, виднеющиеся за простыней, что-то яростно обсуждали.
– Он спросил, как нас зовут.
– Утес, Бадди, Золто и библиотекарь. Я думал, он знает.
– Да нет, нам нужно придумать общее название.
– А это обязательно?
– Что-нибудь типа «Веселых Трубадуров».
– У-ук!
– «Золто и Золтоетки»?
– Да? А может, «Утес и Утесетки»?
– У-у-ук, у-ук. У-у-ук у-ук?
– Нет, нам нужно другое название. Музыкальное.
– Как насчет «Золота»? Хорошее гномье название.
– Не годится. Нужно другое.
– Тогда «Серебро».
– У-ук!
– Вряд ли нам стоит называться именами, которые ассоциируются у людей с тяжелым металлом, Золто.
– Да что мы так головы-то ломаем? Мы просто группа людей, которые играют музыку.
– Нет, название – это очень важно.