Под обрывом стояла лодка. Вуквутагин пихнул в нее Алексея и оттолкнул лодку от берега.
Она заскользила в разводьях между льдинами.
— А ты?.. — закричал Алексей.
— Тундра большой! Прощай, начальник!
Покачиваясь, удалялся от Алексея чукотский берег. Горели яранги, черный дым стелился над тундрой…
На каменистой отмели за валуном примостился Алексей. Доставая из вещевого мешка смятые деньги, он тщательно разглаживает бумажку за бумажкой и раскладывает по по пачкам. Каждую пачку прижимает к земле камнем, чтобы не унесло.
Следом за деньгами Алексей извлек храмовский пояс. Морские волны обрушиваются на берег, подкатываясь к самому валуну.
Алексей сбросил ремень с маузером и приладил на себя пояс ценою в миллион. Нагнулся за маузером… маузера не было.
Перед Алексеем стоял Храмов.
Борода бывшего управителя Чукотки обледенела; но он выглядел довольным и держал комиссарский маузер наизготовку.
— А… арестованный?.. — попятился Алексей.
— Нету здесь арестованных! Тут демократия!.. — Храмов кивнул назад, и Алексей, подняв глаза, обомлел.
Над берегом возвышался полосатый столб с белым орлом и надписью: «Территория Соединенных Штатов Америки».
— Сейчас делить будем или как? — спросил Храмов.
— Чего делить?..
— Миллион!
Алексей ухватился за пояс, со страхом поглядывая на маузер.
— Не отдам… — прошептал он.
— А это нехорошо! — укоризненно сказал Храмов. — Я ж тебе верой и правдой… гордыню смирял!.. Скажи по совести, нешто за все услуги — половина не моя?..
— Не ваша!..
Храмов тяжело вздохнул.
— Ну тогда… прости меня, Алексей Михайлович!.. — Он низко поклонился и щелкнул предохранителем. — Вставай-ка вон туда, под камень…
— Зачем?..
— Не хотел греха брать на душу, да, видно, по-другому никак… Иди, иди, Алеша, не томи…
— Постойте, Тимофей Иванович!.. — крикнул Алексей. — Не усугубляйте вины… — заговорил он, когда Храмов опустил маузер. — Товарищ Зюкин вам не простит!..
— Сам себе не прощу, — сказал Храмов. — Предаю тебе, Господи, душу раба твоего Алексея… А может, так отдашь? Грех уж больно неохота брать. А?..
— Смерть мировому капиталу!.. — дрожащим голосом прокричал Алексей. Храмов вытер слезы и прицелился.
— Хэлло!.. — донеслось сверху. С горы быстро спускались несколько человек на лыжах в форменных куртках, с короткими карабинами.
— Прошу политического убежища! — раздалось им навстречу. — Политического убежища!..
Увязая в снегу, Алексей бежал навстречу патрулю.
— На двоих! — торопливо добавил Храмов, устремляясь следом. — На двоих!
Возле домика, над которым развевается звездно-полосатый флаг, стоят аэросани. У входа прохаживается закутанный часовой.
Две руки лежат на обложке Библии.
— С какой целью вы прибыли на территорию Северо-американских Соединенных Штатов?
Перед столом пограничного комиссара, с трудом читающего текст въездной декларации, — Алексей и Храмов.
— Коммерция!.. — поспешил ответить Храмов. — Бизнес по-вашему! — Комиссар перевел взгляд на Алексея.
— И я… — печально подтвердил тот.
— Не везете ли вы наркотики, алкоголь, семена авокадо н мушмулы, порнографические издания и другие предметы, запрещенные списком?
— Чего нет — того нет!.. — заискивающе пошутил Храмов.
— Ноу? — не понял комиссар.
— Ноу! Все — ноу!
— Располагаете ли вы имущественным цензом, необходимым для въезда в Штаты?
— Это йес! — Храмов с готовностью вытащил из-за пазухи доллары, отданные ему когда-то Алексеем. — Две тысячи! Ту фаузенд!
— Ю? — комиссар повернулся к Алексею.
— Нету! У него нету! — Храмов заслонил Алексея. — Ноу! Я плачу! За обоих!
Комиссар встал и по слогам прочел:
— До-бро по-жа-ло-вать в Америку!
«Глобус географический. Подлинник. 1922 год»
На экране знакомый нам по первым кадрам глобус, а в н>пограмме снова звучит Время… Тягучая негритянская песня и крики надсмотрщика над Африкой. «Рот фронт!»— скандируют голоса над Гамбургом. В Шанхае стреляют… А там, где на берегу Тихого океана написано «Сан-Франциско» и нарисован буржуй в цилиндре, гремит чарльстон.
Сан-Франциско тысяча девятьсот двадцать второго года… Вечерняя толпа несет по городу двух странных людей. Один — в облезлой меховой малице, галифе и торбасах, другой — в вицмундире с эполетом.
— А ведь мог я тебя еще на Аляске кончить… — сказал Храмов, сумрачно поглядывая на скопище людей и машин.
— Это где? — вяло поинтересовался Алексей.
— А как мы из салуна в Номе выходили… Темный был переулочек-то…
— Не могли, — сказал Алексей. — Там за углом полицейский стоял.
— Верно… — подумав, согласился Храмов. Мать его за ногу…
— А вот я — точно — сегодня мог сбежать!.. Когда толпа повалила…
— В порту?
— Ага!
— Ну и дурак. Все равно из порта одни ворота.
Некоторое время они шли молча, по очереди зевая. Наконец Алексей остановился перед залитым огнями входом и кивнул:
— Отель.
— Так я тебя сюда и повел!.. Без того уж ты копеечку! Одни билеты чего стоят…
— А вы не тратьтесь.
— Расчета нет… На Аляске тебя купцы признают. Распотрошат.
— Это правильно, — согласился Алексей.
— А здесь — только я… Уж я тебя кончу, — заверил Храмов. — Должен!
— Ну это как сказать, Тимофей Иванович.
— Вот тогда уж… — продолжал Храмов, — захочу — весь отель с потрохами куплю… Тут, брат, Америка!.. Во, гляди! — Он остановился возле уличного автомата, на котором был нарисован сияющий башмак. — Железная машина, безмозглая, а и та деньги уважает. Понимает что к чему! На тебе, держи!
Храмов опустил в прорезь монетку и поставил на ступеньку ногу. Автомат загудел, замигал лампочками, металлические захваты крепко зажали храмовский сапог. Потом заработали щетки.
Через минуту захваты разжались, и вспыхнуло табло — рука с поднятым вверх большим пальцем.
— Вот он где, социализм-то твой! — восхищенно промолвил Храмов и поставил на ступеньку другую ногу.
Алексей поглядел на щелкнувшие захваты, оглянулся по сторонам и, положив еще одну монетку в автомат, попятился.