Эта мысль удивила богиню любви. А потом она вздрогнула от потрясения. О изношенный фаллос Нептуна! А почему бы ей не снизойти к этому восхитительному мужчине? Почему бы не продолжить увлекательную игру в обычную смертную женщину?

«Да потому, что его желает Пия», — проскользнуло в ее уме. Но Гриффин весьма недвусмысленно дал понять, что сам он к Пие не стремится. Так зачем же ей отказываться от такого зрелого любовника? В этом нет смысла. И конечно же, Пия все поймет. Пия не станет и дальше проявлять интерес к мужчине, которому она совершенно не нужна. Кроме того, сколько времени прошло с тех пор, когда Венера по-настоящему обращала внимание на собственные желания?

Венера знала ответ. За долгие века она привыкла удовлетворять чужие нужды... отвечая на искренние молитвы других и не заботясь о себе. Она помнила и то, когда возникла эта привычка. После того, как богиня любви вышла замуж за жалкого, одинокого Вулкана. И какой же это было плачевной ошибкой!

И тут Венеру поразила новая мысль: может быть, не только Пие нужно изменить свою жизнь?

Глава двенадцатая

Когда Венера начала танцевать, Гриффину показалось, что кто-то с силой ударил его под ложечку. Он в жизни не видел ничего столь же прекрасного.

Нет, неверно. Она была не просто прекрасна... это слово слишком обыденно для нее. Если бы сама любовь могла иметь физическую форму, эта женщина, на беджике которой красовалось столь подходящее имя — Венера, богиня любви, — стала бы ее воплощением. И дело не только в сексуальности, — хотя, черт побери, Гриффин был уверен, что все мужчины вокруг, включая и его самого, не могут отвести взглядов от нее. Любого мог зачаровать ее свободный, раскованный смех. И то, как она небрежно отбрасывала назад волосы и отдавалась музыке, словно и в самом деле была древней языческой богиней и всем вокруг следовало бы упасть на колени и поклоняться ей.

Теперь Гриффин чертовски хорошо понимал, почему эта женщина не хотела танцевать в зале. Посмотрев на нее, разве смог бы мужчина обратить внимание на какую-то другую женщину?

— Черт знает что, — пробормотал он себе под нос.

Он и припомнить не мог, когда женщина в последний раз вот так захватывала его. Черт побери, конечно, женщины вились вокруг него с тех самых пор, как он повзрослел, избавившись от подростковой прыщавости и неуклюжести. Он с удовольствием отвечал на их внимание, но ни разу не пожелал связать свою жизнь с одной-единственной. Две его сестры утверждали, что Гриффин боится обязательств. Две другие полагали, что у него слишком высокие требования. Сам Гриффин считал, что истина где-то посередине.

А потом в его жизнь ворвалась вот эта блондинка.

Танец закончился, и Гриффин вскочил с места и направился к Венере, не успев сам этого осознать. Еще нескольких мужчин осенила та же идея, и Гриффин вдруг услышал, как буквально рычит на них. Он желал эту женщину. Он желал ее сильнее, чем когда-либо желал кого-то.

— Потанцуй со мной.

Он не стал ждать ее согласия, он просто обнял ее и увел подальше от взглядов других мужчин. Она была мягкой и теплой и пахла как экзотические пряности, названий которых он не знал. Они медленно танцевали под деревом, не говоря ни слова, и Гриффин уже начал тревожиться, не сделал ли он что-то не так. Или ему только почудилось, что она так же добра и умна, как и прекрасна? Может быть, она молчит потому, что ей нечего сказать? Он попытался рассмотреть скрытую за маской женщину, но только и увидел, что фиолетовые глаза и сочные губы, до этого с такой легкостью улыбавшиеся, а теперь сжатые так, что умудрялись разом выразить и отчужденность, и печаль...

— Ты была права, — сказал он наконец.

Этот маневр всегда безошибочно действовал на его сестер. Признай их правоту — и сразу же все станет намного лучше.

— Ты о чем?

— О танцах в ресторане.

— Да... — рассеянно ответила она и снова замолчала.

Гриффин начал впадать в отчаяние. Растерявшись полностью и окончательно, он брякнул то, что думал:

— Ты выглядишь печальной.

Венера как будто встряхнулась и сосредоточилась на нем.

— Я не печальна, просто задумалась.

— Я могу тебе чем-то помочь?

— Ты обращаешься со мной, как с сестрой?

Он нежно прижал ладонь к ее талии, остро ощущая, что его руку отделяет от тела Венеры лишь тонкая, хрупкая шелковая преграда. И твердо посмотрел ей в глаза.

— Я не испытываю к тебе братских чувств.

— Хорошо.

Она как будто слегка задохнулась, произнося это.

Гриффин прижал ее к себе крепче. Он ощущал, как медленно нарастает тяжесть в его чреслах, ощущал ее ответный жар...

— Я даже не знаю твоего имени, — хрипло прошептал он.

Она дразнящее улыбнулась.

— А надо бы. Ты же танцуешь со своей женой.

Ее слова застали Гриффина врасплох.

Венера рассмеялась, и ее смех прозвучал так неотразимо, что желание Гриффина постоянно видеть ее смеющейся и улыбающейся стало таким же сильным, как его физическая тяга к ней.

— Да не пугайся ты так! — сказала Венера, все еще смеясь. — Ты же Вулкан, бог огня! А я Венера, богиня любви. Вулкан и Венера женаты!

Гриффин осторожно погладил ее по спине.

— Прости, Венера, я слишком плохо знаю мифы. А ты уверена, что бог огня — именно Вулкан? Я думал, это Арес.

Гриффин искренне порадовался своему мифологическому невежеству, потому что Венеру откинула голову и снова расхохоталась.

— Ох, не могу!

Он усмехнулся.

— Так значит, мы женаты?

— Совершенно верно. — Она понизила голос до конспиративного шепота и наклонилась поближе к Гриффину. — Но сплетники утверждают, что это был брак по расчету и что он остался платоническим.

— Дерьмо собачье! — воскликнул Гриффин, принимая оскорбленный вид... что было очень легко сделать.

При мысли о том, что можно состоять в платоническом браке с такой вот женщиной, он заскрипел зубами.

— Ну, нечего и удивляться, что я никогда не любил мифы. Чертовски трудно поверить в такое!

— Ты не веришь, что наш брак — платонический?

— Да, не верю!

Венера пожала плечами, ее глаза весело блеснули.

— Кто я такая, чтобы спорить со своим супругом?

Теперь расхохотался Гриффин.

— Поверить не могу, что богиня любви вдруг стала бы покорной женой, и еще меньше верится в ее бесстрастность.

— Да, муж мой, я рада, что мы понимаем друг друга.

Венера немного помолчала, а потом добавила с внезапной неуверенностью и даже застенчивостью: