Пия прикусила губу, решительно запрещая себе плакать, и завернулась в простыню. Плохо уже и то, что он видел ее неприкрытые чувства. Она не умела их прятать, но простыня хотя бы скроет ее обнаженное тело.

— Это ведь означает, что ты прикидываешься похожим на меня!

— Но я и есть такой же, как ты! Я не прикидывался. Посмотри на меня! — Вулкан встал рядом с кроватью, выпрямившись во весь рост. — Взгляни на меня внимательно. У меня кривая нога; я хромой! И сравни мое несовершенство с ослепительной красотой Венеры! Мне весьма далеко до физической безупречности. И из-за этого я стал вечным изгнанником среди золотых бессмертных Олимпа!

У Пии снова загудело и зазвенело в ушах.

— Но это же не имеет никакого значения...

Она протянула руку и коснулась его увечной ноги.

Вулкан поймал ее руку и упал на колени рядом с кроватью, прижавшись лицом к ее ладони.

— Это имеет огромное значение для бессмертных. Я знаю, каково это — ощущать себя отверженным, но теперь, когда я встретил тебя, я знаю и то, каково быть принятым и любимым. Я не могу потерять тебя, Пия. Мне этого не вынести.

И тут вдруг в памяти Пии внезапно вспыхнули слова Венеры, смысл которых она поняла только теперь: «Он физически несовершенен, а потому отверженный на Олимпе. Он думал, что женитьба на мне даст ему возможность войти в круг богов...»

— Ох нет... — произнесла она едва слышно. — Ты женат на Венере...

— Да, но...

Что он сказал дальше, Пия не слышала, потому что разрыдалась во весь голос.

Глава двадцать четвертая

— Малышка, не плачь! Все будет хорошо, вот увидишь!

— Дай мне... дай «клинекс»... — выговорила Пия между всхлипами, показывая на дверь ванной комнаты, примыкавшей к спальне.

Вулкан стремительно натянул джинсы и ринулся в ванную комнату.

— Маленькие бумажные салфетки в розовой коробке!

Пия сообразила, что бог огня едва ли узнал бы салфетки «клинекс», даже если бы те набросились на него и укусили.

Вулкан вышел из ванной с коробкой в руке. Отдав ее Пие, он сел на край кровати, наблюдая за девушкой с таким видом, словно ожидал, что она в любой момент может воспламениться. Пия высморкалась и вытерла глаза. Еще раз глубоко вздохнула, с удовольствием отметив, что при этом почти не всхлипнула. А потом перевела взгляд на Викт... Она стиснула зубы и мысленно поправила себя. Она посмотрела на Вулкана, древнего бога огня. И заговорила тихо, надеясь, что ее голос звучит спокойно и рассудительно.

— Ладно. Я не знаю, как там все происходит у вас на Олимпе, или под Олимпом, или еще где-нибудь. Но здесь, в месте, которое, как можем заверить тебя и я, и Венера, называется современным миром смертных, девушки не заводят любовных отношений с чужими мужьями. По крайней мере, если они не очень-очень испорченные и непорядочные.

Пия вздохнула, видя отразившееся на лице Вулкана смущение.

— Просто поверь мне на слово, что я не испорченная и не непорядочная и что я никогда не хотела бы стать такой. А это значит, что я не могу заниматься любовью с мужем моей подруги.

Вулкан улыбнулся — медленно, сексуально.

— Но ты любишь меня. Ты ведь только что сказала, что любишь меня.

— Привет! А все остальное ты слышал?

Он продолжал улыбаться.

— Мы с Венерой никогда не жили вместе как муж и жена. Наш брак был заключен по соглашению... только он не стал таким, как мы ожидали. Она ведь никогда не говорила тебе, что любит меня, правда?

Пия пожевала губу.

— Нет. Она просто сказала, что замужем, но что это не похоже на настоящий брак.

Вулкан кивнул и ничуть не огорчился из-за того, как именно его жена описала их якобы брачные отношения.

— И разве сама она сейчас не с другим мужчиной?

— Может быть...

Как ни странно, Пия чувствовала себя так, как будто они, говоря о Венере, говорили о чем-то гораздо большем.

Вулкан приподнял бровь.

— Может быть?

— Ладно, да. Она пошла на свидание.

— И меня это очень устраивает.

— Но мне это кажется неправильным.

Вулкан снова взял ее за руку.

— Будешь ли ты чувствовать себя лучше, если мы с Венерой договоримся и аннулируем наш брак?

— Я не знаю... — Пия покачала головой, чувствуя, что готова снова расплакаться. — Уж слишком быстро все происходит...

— Но Пия, малышка, мы ведь уже говорили об этом. То, что наша любовь разгорелась так быстро, никакого значения не имеет, только любовь сама по себе, важна та связь, которую мы ощущаем в наших душах... вот что действительно важно!

Бог огня наклонился и обхватил ладонями лицо девушки.

— Посмотри мне в глаза. Увидь там правду. Я существовал в одиночестве так долго, что ты сочла бы это вечностью. До тех пор, пока всего несколько дней назад не увидел тебя с помощью огненной нити, я был убежден, что могу найти мир и покой только одним способом — тем же, что золотой овен и Хирон.

Глаза девушки округлились.

— Ты собирался умереть и стать созвездием?

— Да.

— Но ты не можешь! Ты же бессмертный!

— Хирон тоже был бессмертным, и я, как этот кентавр, могу умереть, если того пожелает Зевс.

— Нет!

Вулкан улыбнулся и погладил девушку по щеке.

— Только теперь я уже не могу умереть и превратиться в созвездие, потому что я нашел наконец свой дом, и этот дом здесь, рядом с тобой. Если ты захочешь.

— Но твои владения... твоя кузница...

— Все проблемы можно решить, если ты меня любишь.

Пия посмотрела ему в глаза. Да, она знала теперь, что перед ней — древний бог, но почему-то от этого ничего не менялось. Она ведь полюбила не его предположительно смертную оболочку. То, на что она откликнулась в тот самый момент, когда заглянула в его глаза, лежало за пределами физического и никакого отношения не имело ни к смертности, ни к вечности.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Значит, мы и все остальное уладим. Вместе.

— Вместе... — повторила Пия, и его губы закрыли ей рот, и она затерялась в его вкусе, запахе, в его магии и в его огненном жаре...

Гриффин проснулся, как обычно, — без звонка будильника. Что-то было не так. Он посмотрел на циферблат часов, стоявших на столике у кровати. Половина шестого утра. Он должен быть на пожарной станции в семь. У него еще масса времени. Улыбаясь, он повернулся, потянувшись к Венере. Но кровать была пуста. Так вот в чем дело... Она исчезла. Гриффин натянул боксерские шорты. В ванной комнате ее тоже не было. Гриффин вышел из спальни и посмотрел вниз. И его охватило облегчение. Венера сидела на кушетке и смотрела на его скульптуру. Кали-Али вертелась рядом, и Венера рассеянно поглаживала ее. Но радость Гриффина длилась недолго. Венера плакала. Безмолвные слезы катились по ее щекам. Окна гостиной еще только начали светлеть от первых лучей рассвета, и Венеру окружали приглушенные, нежные краски наступающего утра. Художник в Гриффине откликнулся на эту картину раньше, чем мужчина. Красота Венеры была необычной, особенно теперь, когда печаль смягчила ее черты. С этой женщины следовало писать портреты, ее нужно изваять... В ее честь надо сочинять стихи и песни...