Великий антракт | Страница: 108

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

В связи с поставленным Молотовым вопросом Гитлер считает нужным отметить два момента:

1. Румыния сама обратилась с просьбой о гарантии, т. к. в противном случае она не могла уступить части своей территории без войны.

2. Италия и Германия дали гарантии, т. к. этого требовала необходимость обеспечения нефтяных источников и так как Румыния обратилась с просьбой об охране месторождений нефти. Для этого были необходимы воздушные силы и некоторые наземные войска, т. к. приходилось считаться с возможностью высадки английских войск. Однако, как только окончится война, германские войска покинут Румынию.

В отношении Болгарии Гитлер считает, что нужно узнать, желает ли Болгария иметь эти гарантии от Советского Союза и каково будет к этому отношение Италии, т. к. она наиболее заинтересована в этом вопросе. В отношении Проливов – Россия должна получить безопасность в Черном море. Он желал бы лично встретиться со Сталиным, т. к. это значительно облегчило бы ведение переговоров, он надеется, что Молотов все ему, Сталину, передаст.

Молотов с удовлетворением отмечает последнее и говорит, что с удовольствием передаст об этом Сталину. Мы хотим одного: гарантировать себя от нападения через Проливы. Этот вопрос СССР может решать с Турцией. Гарантии Болгарии помогли бы его надежнее решать. Он добавляет, что СССР считает необходимым позаботиться о том, чтобы в будущем на Советский Союз не могли напасть через Проливы, как это делала не раз Англия. Он думает, что этот вопрос можно будет решать путем договоренности с Турцией.

Гитлер заявляет, что это соответствовало бы тому, что ему высказал Риббентроп, – это абсолютное обеспечение Черного моря путем пересмотра конвенции в Монтрё, чтобы Проливы давали возможность торговым судам заходить в Проливы в мирное время, но чтобы русские военные суда имели всегда свободный выход и чтобы вход для военных судов нечерноморских держав был закрыт» [201] .

Таким образом, Гитлер согласился на изменение соглашения о Черноморских проливах, а Сталин и Молотов желали иметь военные базы в Босфоре и Дарданеллах.

Итак, переговоры Молотова с германским руководством кончились ничем. Любопытно, что 14 ноября на стол Риббентропу положили сообщение германского агента в советском посольстве Петера: «По донесению агента, он (Молотов) был в блестящем настроении. На него большое впечатление произвела длительность бесед, которые он имел с фюрером и имперским министром иностранных дел. Затем он сказал, что у него прекрасное личное впечатление и все идет, как он себе представлял и как это было желательно» [202] .

Замечу, что германским агентом «Петером» был латышский журналист Орест Брелингес. К этому времени он был завербован резидентом НКВД-НКГБ СССР в Берлине А. Кобуловым и получил на Лубянке псевдоним «Лицеист».

Сам же Молотов в 1 ч. 20 мин. 14 ноября телеграфировал Сталину: «13 ноября состоялась беседа с Гитлером три с половиной часа и после обеда, сверх программных бесед, трехчасовая беседа с Риббентропом… Обе беседы не дали желательных результатов…

Похвастаться нечем, но по крайней мере выявил теперешние настроения Гитлера, с которыми придется считаться» [203] .

Вина за фактический провал переговоров целиком и полностью лежит на германской стороне. СССР имел достаточные основания опасаться присутствия германских войск в Финляндии. Контроль над Черноморскими проливами был уже два столетия органически необходим России для обеспечения безопасности своего южного «подбрюшья».

Советские базы в Босфоре и Дарданеллах, равно как советский контроль всех гирл Дуная и присутствие частей Красной Армии в Болгарии, не могли представлять какой-либо угрозы Германии и Италии. Планов оккупации Финляндии и Швеции в ноябре 1940 г. у Сталина не было.

Вообще говоря, планов всемирного господства никогда не было ни у российских и германских императоров, ни у Сталина и Гитлера. Так, максимальные претензии России не выходили за рамки надежных выдвинутых границ в Европе. А Германия и при кайзере, и при Гитлере желала доминировать в Западной и Центральной Европе, ну и обладать рядом территорий в Средиземноморье и в Африке.

Глобальные претензии на мировое господство были лишь у Англии и США. Ни цари, ни генсеки никогда не вмешивались в войны Англии в Ирландии или Африке или в войны США с Мексикой и интервенции янки в Южной Америке. Но Англии и США всегда было дело до любого, пусть даже самого мелкого конфликта по периметру русских границ.

Так что мирное соглашение в ноябре 1940 г. между Германией и СССР не привело бы ни к германскому, ни к советскому господству в мире. Союз между Германией и Россией в ноябре 1940 г. мог реально привести к прекращению Второй мировой войны. Англосакские «миротворцы» придумали термин «принуждение к миру». И в этом случае Англия и США были бы принуждены заключить мир.

Места под солнцем хватило бы и Англии, и США, и Франции, и Италии, и другим давно сложившимся государствам. А без лимитрофов Европе жилось бы куда спокойнее. Вспомним, что с 1813 г. по 1914 г. русско-германская граница была границей мира – ни одной пограничной стычки, ни одной «военной тревоги».

Да, в Германии и СССР были тоталитарные репрессивные режимы. Но сколько бед принесли народам Европы и мира западные союзники, «освобождая» их. Чего стоят сотни уничтоженных бомбардировками с воздуха городов Европы, Хиросима и многое другое. История показывает, что тоталитарные режимы устойчивы только в военное или предвоенное время. А в условиях мира они рушатся или деформируются в достаточно либеральные режимы. Последнее мы видели в Испании, Китае и других государствах. Но как говорится, история не терпит сослагательного наклонения.

В ноябре 1940 г. Гитлер решил по опыту версальских «миротворцев» создать новый санитарный кордон на границах СССР из Финляндии, Словакии, Венгрии, Румынии, Болгарии и Турции. Но в отличие от узколобых версальцев Гитлер понимал, что подобный кордон недолговечен. Поэтому он решил напасть на СССР.

К агрессии его подтолкнул и ряд объективных и субъективных факторов. Гитлер, став вождем германского народа, не сумел изжить в себе комплекс обиженного русскими и вообще славянами австрийского обывателя. И в решении о нападении на СССР этот комплекс сыграл далеко не последнюю роль. Ненависть и презрение к русским привели к недооценке военного и экономического потенциалов Советского Союза. Финская война в силу специфики театра военных действий не могла показать реальную мощь Красной Армии. Зато Гитлер и его генералы увидели в ней лишь то, что хотели видеть.

Германские генералы не могли даже предположить объем военных приготовлений СССР. Они в своих расчетах в два раза приуменьшали число советских дивизий, ничего не знали о танках Т-34 и КВ, новых типах самолетов и т. п.

Жребий был брошен. Гитлер решил перейти Рубикон. Если бы был жив знаменитый дипломат Шарль Морис Талейран, он бы сказал: «Это хуже, чем преступление, это – ошибка».