Перед отъездом Клинтона в Москву американцы решили, что надо обсуждать и сделку с Ираном. Они были обеспокоены тем, что российский министр по атомной энергии предложил поставить Ирану газовую центрифугу, которая обогащает уран до оружейного, и обещал построить четыре реактора за миллиард долларов.
Поставки ядерной технологии Исламской Республике Иран были крайне болезненным вопросом для Соединенных Штатов.
Спикер палаты представителей Ньют Гингрич заявил, обращаясь к Клинтону:
— Ваша задача состоит не в том, чтобы осчастливить Ельцина своим приездом. Ваша обязанность — поехать в Москву и помешать Ирану получить ядерное оружие.
Вице-президент Гор предложил Клинтону:
— Давайте возьмемся с двух сторон. Вы поработаете с Ельциным, я — с Черномырдиным. Может, вдвоем мы справимся.
В самолете Клинтон был мрачен:
— Ельцин рассказывает мне о своих политических проблемах. Они посложнее моих, но и у меня есть проблемы. Простых американцев не интересует расширение НАТО. Но они не хотят, чтобы русские дали новому аятолле ядерное оружие.
Переговоры Клинтон начал именно с Ирана. Он напомнил, как важно не продавать ядерные технологии другим странам.
Ельцин был предупрежден, что Клинтон поднимет этот вопрос. Он сказал, что только что ввел новые ограничения на ядерное сотрудничество с Ираном, в частности запретил продажу газовой центрифуги:
— Так что не будем больше мучить друг друга и передадим этот вопрос Гору и Черномырдину.
Клинтон ответил, что не возражает, если Ельцин понимает, что Соединенные Штаты против любого ядерного сотрудничества с Ираном и если президент России готов публично сказать, что Россия не поставляет Ирану ядерных технологий, которые можно использовать в военных целях.
— Согласен, — сказал Ельцин.
Он протянул Клинтону руку. Они обменялись рукопожатием.
Затем разговор пошел о расширении НАТО. Ельцина интересовало только одно: это не должно произойти раньше президентских выборов в России.
— Мои перспективы на выборах 1996 года выглядят не блестяще, — честно признался он.
Служба внешней разведки, которой руководил Евгений Максимович Примаков, первой забила тревогу: Североатлантический блок приближается к границам России! Разведка в 1993 году опубликовала открытый доклад «Перспективы расширения НАТО и интересы России».
Мнение Примакова резко разошлось с мнением тогдашнего министра иностранных дел Андрея Козырева. Министр считал, что специальные службы дают президенту искаженную информацию. Ельцина со всех сторон заваливали антизападными, антиамериканскими бумагами. В Кремле на этом делались карьеры. Едва началась борьба против расширения НАТО, огромное количество людей воодушевилось и воспряло духом!
Когда Козырев уже ушел в отставку, Виктор Степанович Черномырдин, еще остававшийся главой правительства, предъявил бывшему министру прямое обвинение, что именно он виноват в том, что НАТО приближается к границам России.
— Вы признаете себя виновным? — спросил я Козырева.
— Да, я чувствую себя виновным. Когда я был министром, я не все возможности использовал, чтобы объяснить главе правительства, как и президенту, а главное — российской общественности — некоторые простые вещи. Нравится нам НАТО или не нравится, оно будет расширяться. Я удивлен тем, что для нашего премьер-министра это оказалось новостью. Решение НАТО о том, что расширение блока обязательно произойдет, было принято еще в 1992»1993 годах. Пытаться этому противодействовать — значит начинать вторую «холодную войну». Да и это их не остановит.
Опасность для нашей страны исходит вовсе не с Запада. Посмотрите, где в последние годы льется кровь российских солдат: это конфликтные зоны в странах СНГ, таджико-афганская граница, Чечня. Но ведь НАТО тут ни при чем. Почему мы видим опасность там, где ее нет, где находятся вполне цивилизованные страны?
— Андрей Владимирович, вы не считаете опасным расширение НАТО, потому что вы западник?
— Я хочу, чтобы мы все жили, как на Западе. Я не хочу, чтобы мы жили так, как на Востоке. Сравните уровень жизни Запада и Востока. Я не имею в виду Японию — она, по нашим понятиям, тоже Запад.
Спросите нормальную домохозяйку, куда она хочет ходить? В западный супермаркет? Или на наш колхозный рынок? Или на восточный базар, где что-то можно купить, но качество не то? Я хочу, чтобы наша хозяйка ходила на западный рынок и чтобы мы жили на их уровне…
Главными противниками Андрея Козырева всегда были те, кто считает, что опасность для России исходит с Запада, от Соединенных Штатов, НАТО.
Коммунисты и националисты не принимали его линию, которая началась во внешней политике Москвы с присоединения к санкциям против Ирака. Это линия на совместные действия с мировым сообществом против тех, кто себя этому сообществу противопоставляет. Крайняя оппозиция считала министра иностранных дел предателем национальных интересов, который должен быть изгнан из правительства.
В стране вновь брал верх прежний тип мышления — враждебность к окружающему миру, инстинктивное стремление спрятаться от него за частоколом ядерных ракет, поиск врагов внутренних и внешних. Это порождение комплекса неполноценности, который проявляет себя в конфронтации: чтобы уважать себя, нужно враждовать со всем миром, говорить по каждому поводу «нет».
В стране произошла смена вех, а Козырев олицетворял политику, от которой правящая элита отказывалась.
Вот и наступил момент, когда президент Ельцин задумался над тем, что ради победы на будущих выборах ему следует пожертвовать министром иностранных дел, которого критикуют абсолютно все.
В октябре 1995 года Борис Ельцин на встрече с журналистами грубо сказал, что Андрея Козырева, первого министра иностранных дел независимой России, пора менять. К тому времени Козырев отметил свое пятилетие на посту министра. Причину министерского долголетия многие видели в полной преданности Козырева своему президенту.
Козырев стал не нужен, и в начале 1996 года он написал заявление об отставке. 10 января на коллегии министерства Ельцин представил дипломатам нового министра — Евгения Максимовича Примакова.
На новом посту ему предстояло вновь заняться иракскими делами.
Назначение Евгения Максимовича Примакова на пост министра иностранных дел в начале 1996 года было неприятным сюрпризом для западных стран. Там его знали как начальника разведки и как человека, который на глазах всего мира обнимался с иракским лидером Саддамом Хусейном — накануне первой войны в Персидском заливе в 1991-м.
В Соединенных Штатах эту поездку в Багдад восприняли с обидой. Примакова зачислили в разряд политиков, настроенных антиамерикански. Хотя Евгений Максимович летал к Саддаму не по собственной инициативе, а выполняя поручение президента Горбачева. Объятия в арабском мире носят ритуальный характер. Обниматься могут и злейшие враги, если они встречаются на публике.