Волков смутился. Вернее сказать, на его физиономии вновь возникла гримаса заблудшего отрока, осененного глубоким раскаянием.
— Так ведь на слоне какие-то надписи остались, с прежних еще выборов, — открыл мне Валера подлинную причину своего беспокойства. — Вдруг конкуренты присмотрятся и придерутся? Будут говорить, что мы агитируем слоном в день голосования... Может, сбить его к черту, силами ПВО? А город подумает: ученья идут.
Я живо вообразил, как надувной слон, подбитый нашими доблестными зенитчиками, при падении цепляется за какой-нибудь высокий шпиль — вроде главного билдинга МГУ. Картинка, знакомая до боли! Аэростат «Святой Серафим Саровский» уже повисел разок на гостинице «Украина». С дырочкой в правом боку.
— Остынь, Валера, — вздохнув, попросил я. — Твоими фантазиями я сыт по горло. У тебя сегодня дел других нет? Или ты забыл про командировки рок-звезд и про англичанина? Ну-ка допивай свой любимый напиток и катись отсюда.
— А слон?
— А слон пускай летит, куда хочет. Нам он не помеха.
Волков удивленно заморгал глазами. В политике ведущий шоумастер страны разбирался так же плохо, как и главный кремлевский кардиолог.
— Все нормально, — разжевал я ему. — Предыдущие выборы были у нас когда? В прошлом году. Куда? В Государственную Думу. Стало быть, и агитировали шарики не за Президента, а только за нашу фракцию в Думе. У «Элефанта» на боку обычный список наших кандидатов по округам. И так получилось мелко, что без бинокля все равно не прочитать.
— Выходит, ничего страшного я не сотворил? — искренне восхитился собою Волков.
— Пока нет, Валера, — сказал я. — Но ты уже близок к этому. Если через секунду я застану тебя здесь, что-то страшное действительно произойдет...
На мгновение я поднес к глазам ладонь, а когда убрал руку, творческой натуры и след простыл. От разгильдяя осталась одна пустая жестянка цвета нашего национального флага — в воронежском его варианте.
Я встал из-за столика и, оглядевшись по сторонам, помахал на прощанье редким посетителям кремлевского буфета. Редкие посетители ответили мне тем же самым. Ритуал единения с народом в день всенародных выборов можно было считать законченным.
Пора возвращаться к себе на этаж. И так я здесь задержался по милости Валеры.
Кроме Ксении в предбаннике уже сидели оба моих референта. Павел был нагружен кипой разноцветных бумаг. Петр явился налегке, с маленьким блокнотиком. Первый из помощников сегодня отвечал за выборную информацию, а на второго была возложена вся остальная оперативная текучка.
— Сначала Паша, потом Петя, — обозначил я очередность, как только мы из приемной зашли в кабинет. — Даю вам обоим по четыре минуты.
Жестом опытного картежника Паша перетасовал свои листки и объявил:
— В восточных областях выборы проходят успешно. На девять утра по московскому времени явка уже перевалила за тридцать процентов. Особенно хорошая наполняемость в шахтерских районах Прибайкалья. Прогноз: от шестидесяти двух до шестидесяти семи за нашего кандитата.
— Расквитались с долгами? — сообразил я.
— До копеечки. — Паша взмахнул очередным листком. — Накануне краевые власти изыскали средства для погашения всех задолженностей и даже выплат премий. По сведениям ИТАР-ТАСС, деньги перевели местные бизнесмены, сочувствующие Президенту.
Ай да Назаренко, весело подумал я. Ай да сукин сын! Выкрутился!
— Что там у соперников? — спросил я.
— Мертвый штиль. — Паша вновь перетасовал свою колоду, чтобы красные и зеленые бумажки легли сверху. — Наблюдателями по-прежнему не отмечено никакой активности наших основных конкурентов. Зубатовцы не шевелятся, словно их подморозило. По возвращении из колхоза «Заря» генсек больше нигде не возникал.
— Генерал?
— Еще на Кавказе. После пятничной пресс-конференции в Кара-Юрте он опять полез в горы и всю субботу оттуда не спускался...
Наш вояка совсем потерял голову, усмехнулся я про себя. Ну куда его понесло? Сейчас оставаться на Кавказе — просто политическое самоубийство. Если Генерал так крепко привязан к далеким горам, то победа ему не светит. Центральные регионы обижать опасно. Электорат терпит долго, но измен не прощает.
— Про Изюмова надо докладывать? — Паша уже держал наизготовку голубой листок.
— Есть что-нибудь интересное?
— Ничего из ряда вон, — признался мой референт. — Драка в ресторане, скандальчик на телевидении, мелкая потасовка с украинской диаспорой... Все как всегда. Изюмов есть Изюмов.
— Хоть этому фрукту в активности не откажешь. — Я поглядел на часы. — Ну хорошо. Павел остается на прямой связи с Центризбиркомом и нашими наблюдателями. Новые цифры по регионам жду через сорок пять минут... А что слышно из Брюсселя?
Выдвинулся Петя со своим блокнотиком.
— Пока без изменений, — доложил он. — Премьер Шлычков еще ведет переговоры с директором-распорядителем МВФ. Валютный транш нам практически дали, но итоговый пакет документов пока не подписан.
И не будет подписан до понедельника, подумал я. Это как дважды два. Международные финансисты не такие уж остолопы, чтобы связывать себя обязательствами прежде времени. Вдруг перевесит Товарищ Зубатов? Логичнее выждать.
Честно говоря, хитрые увертки МВФ меня сейчас меня устраивали. Я был рад, что Шлычков появится в Москве не раньше понедельника и уже после выборов. При всех своих несомненных достоинствах наш премьер имеет крупный недостаток: ему неважно удается прилюдное вранье. Лицо его каменеет, язык костенеет, и речь — довольно ладная в обычных обстоятельствах — сразу же напоминает перекатывание здоровенных булыжников по неровной поверхности.
Пускай Шлычков еще побудет в Брюсселе и в полном неведении, решил я. Если мы одолеем выборы и он прилетит на все готовенькое, особое вранье ему не понадобится. К тому же траурным церемониям высокое косноязычье первых государственных лиц отвечает как нельзя лучше.
— Ладно, мы подождем, — сказал я. — Хорошие финансовые документы обязаны готовиться без спешки. Сегодня делегации опять заседают?
— Полчаса назад начался третий раунд переговоров, — доложил референт Петя.
Слово «раунд» вызвало у меня в памяти собственные переговоры с президентской дочерью, которые завершились ее боксерским апперкотом и падением моего имиджа на асфальт. Разбитая губа ныла до сих пор. Надеюсь, получение Россией нового валютного транша не требует от премьера аналогичных жертв.
— Можете идти, — скомандовал я помощникам. — Теперь вы сюда являетесь строго по графику и делаете доклады в форс-мажорном ритме. Без лирики, три минуты на двоих.
Я нарочно выбрал быстрый темп, чтобы у Паши с Петей не осталось времени для обсуждения посторонних вопросов. Например, о состоянии здоровья Президента. В пятерку самых-самых посвященных оба референта не попали, а лицедействовать без крайней надобности не хотелось.