— Как у нас дела? — заговорщически прошептал Вудроу, ткнув пальцем в пол и предлагая ей понизить голос.
— Нормально, — она приняла условия игры. — С учетом обстоятельств.
«Что ты сейчас делаешь внизу? — гадала она. — Лежишь на кровати, уставившись в темноту? Или стоишь у окна, смотришь через прутья решетки в сад, говоришь с ее призраком?»
— Ничего важного не выяснилось? — спросил Вудроу. Имен он, учитывая присутствие Джумы, избегал.
— Насчет чего?
— Насчет нашего мальчика-побегунчика, — он похотливо заулыбался, ткнул пальцем в бегонии и беззвучно произнес: «Блюм». Его телодвижения Джума истолковал по-своему, поспешив к нему с графином воды.
Не один час Глория лежала без сна рядом с похрапывающим мужем, а когда ей вдруг послышался донесшийся снизу звук, выбралась из кровати, подошла к окну, выглянула в сад. В город подали электричество, и он сиял россыпью огней. Но призрак Тессы не скользил по залитому светом саду. Не увидела она и Джастина. Вернувшись к кровати, обнаружила в ней Гарри, который спал, сунув большой палец одной руки в рот и положив вторую на грудь отца.
* * *
Семья, как обычно, поднялась рано, но Джастин их опередил. Все в том же мятом костюме, он буквально не находил себе места. Глория отметила, что его щеки залиты румянцем. Мальчики, как их и учили, важно пожали ему руку, он меланхолично ответил на их приветствие.
— О, Сэнди, доброе утро! — воскликнул он, как только появился Вудроу. — Не мог бы ты уделить мне пару минут?
Мужчины удалились на залитую солнцем веранду.
— Я насчет своего дома, — начал Джастин, как только они оказались наедине.
— Здешнего или лондонского, старина? — вопросом на вопрос ответил Вудроу, изображая веселье. И Глория, которая слышала каждое слово через раздаточное окошко, соединяющее веранду с кухней, с радостью хряпнула бы его по голове чем-то тяжелым.
— Здешнего, в Найроби. Ее личные бумаги, письма адвокатов. Материалы семейного трастового фонда. Документы, которые дороги нам обоим. Я не могу оставить без надзора ее личную документацию. Она не предназначена для глаз кенийских полицейских.
— И какой же выход, старина?
— Я бы хотел поехать туда. Прямо сейчас. Как твердо и решительно! У Глории пела душа. Как решительно, несмотря ни на что!
— Мой дорогой друг, это невозможно. Эти писаки сожрут тебя живьем.
— Откровенно говоря, я в это не верю. Полагаю, они могут попытаться сфотографировать меня. Они будут выкрикивать свои вопросы. Если я им не отвечу, на большее они не пойдут. Поймаем их, пока они бреются.
Глория прекрасно знала, чем на это ответит Вудроу. Через минуту он будет звонить в Лондон Бернарду Пеллегрину. Так он поступал всегда, если хотел действовать через голову Портера Коулриджа и получить нужное ему указание.
— Вот что я тебе скажу, старина. А почему бы тебе не написать список нужных документов? Я как-нибудь передам его Мустафе, он их подберет и привезет сюда.
«Типичная реакция, — в ярости подумала Глория. — Уйти от прямого ответа, потянуть время, найти самый легкий путь».
— Мустафа понятия не имеет, как отбирать документы, — услышала она ответ Джастина, голос его оставался таким же твердым. — А от списка толку не будет. Его ставит в тупик даже список продуктов, которые надо купить в магазине. Это мой долг перед ней, Сэнди. Долг чести, и я обязан его отдать. Поможешь ты мне в этом или нет.
«Класс, он обязательно скажется, — мысленно зааплодировала Глория. — Здорово сыграно, старина». Но даже тогда ей не пришло в голову, пусть она просматривала самые неожиданные варианты, что у ее мужа могут быть личные причины для визита в дом Тессы.
Пресса не брилась. Джастин ошибся. А если кто и решил поутру привести себя в порядок, то проделывал это на травке перед домом Джастина, где репортеры и провели ночь во взятых напрокат автомобилях, выбрасывая мусор в кусты гортензии. Два африканца в полосатых, цветов американского флага брюках и цилиндрах продавали с лотка чай. Другие жарили кукурузу на углях. Сонные полицейские кучковались около побитой временем патрульной машины, зевали и курили. Их босс, внушительных размеров толстяк, с коричневым кожаным ремнем на животе и золотым «Ролексом» на руке, закрыв глаза, развалился на переднем пассажирском сиденье. Часы показывали половину восьмого. Над городом плыли низкие облака. Большие черные птицы то и дело менялись местами на проводах, выжидая момент, чтобы спикировать за едой.
— Проезжай мимо, потом остановись, — из глубины минивена скомандовал Вудроу, сын военного.
Они сохранили ту же диспозицию, что и днем раньше: Ливингстон и Джексон на переднем сиденье, Вудроу и Джастин — позади. На номерных знаках черного «Фольксвагена» стояли буквы CD, как, впрочем, и на половине автомобилей, разъезжающих по улицам Мутайги. Опытный глаз мог бы разглядеть на тех же номерных знаках символику британского посольства, но репортерам такого опыта, похоже, недоставало, поэтому никто не обратил внимания на «Фольксваген», проехавший мимо ворот и остановившийся чуть выше по склону. Ливингстон остановил минивэн, поставил его на ручник.
— Джексон, выйдешь из машины, медленным шагом вернешься к воротам дома мистера Куэйла. Как зовут твоего привратника? — последний вопрос относился к Джастину.
— Омари.
— Скажешь Омари, когда наш минивэн вкатится на подъездную дорожку, он должен открыть их в самую последнюю минуту и закрыть, как только мы въедем во двор.
Останься с ним и проследи, чтобы он сделал все, как я сказал. Давай.
Сразу войдя в роль, Джексон вылез из кабины, потянулся, поправил ремень и наконец направился вниз по склону к железным воротам. Под пристальными взглядами репортеров и полицейских встал рядом с Омари.
— Подавай назад, — приказал Вудроу Ливингстону. — Очень медленно. Пусть все поймут, что мы никуда не торопимся.
Ливингстон отпустил ручник, оставил нейтральную передачу. Минивэн медленно покатился вниз по склону, заехал задом на подъездную дорожку. Присутствующие могли подумать, что водитель собирается развернуться. Если и подумали, то очень скоро поняли, что ошиблись, потому что мгновением позже Ливингстон включил заднюю передачу, нажал на педаль газа и минивэн надвинулся на ворота, заставив изумленных репортеров, толпящихся на подъездной дорожке, броситься вправо и влево. Ворота распахнулись, Омари открывал одну створку, Джексон — другую. «Фольксваген» закатился во двор, ворота захлопнулись. Джексон запрыгнул в кабину, а Ливингстон подъехал к самому крыльцу, две нижних ступеньки даже остались под задним торцом. Мустафа, слуга Джастина, открыл входную дверь, Вудроу — заднюю дверцу, вытолкнул Джастина вперед, выскочил следом за ним. В следующее мгновение они уже были в холле, а входная дверь за их спинами закрылась.
* * *
В доме царил сумрак. Из уважения к Тессе, а может, для того, чтобы отгородиться от нескромных взглядов газетчиков, слуги задвинули все портьеры. Трое мужчин стояли в холле, Джастин, Вудроу, Мустафа. Мустафа молча плакал. Вудроу различал перекошенное лицо, полоску белых зубов, текущие по щекам слезы. Джастин сжимал плечи Мустафы, успокаивая его. Столь несвойственная англичанам демонстрация чувств со стороны Джастина удивила Вудроу, а где-то и оскорбила. Джастин прижимал Мустафу к себе, пока сжатые зубы последнего не упокоились на его плече. Вудроу раздраженно отвернулся. В коридоре, который вел в помещения для слуг, возникли новые тени: однорукий парнишка из племени шамба, незаконно проникший в Кению из Уганды, его имя Вудроу никак не мог запомнить, законно проникшая в Кению беженка из Южного Судана, Эсмеральда, у которой постоянно возникали проблемы из-за мужчин. Тесса не могла устоять перед душещипательной историей, а местные законы она ни в грош не ставила. Иногда ее дом напоминал панафриканский хостел [12] для увечных и несчастных. Не раз и не два Вудроу пытался поговорить с Джастином на эту тему, но всякий раз натыкался на полное непонимание. Только Эсмеральда не плакала. Наоборот, лицо ее превратилось в деревянную маску. Зачастую белые ошибочно предполагали, что маска эта — выражение неблагодарности или безразличия. Вудроу знал, что это не так. Она свидетельствовала лишь о знании жизни, переполненной горем и ненавистью, жизни, в которой люди постоянно убивали друг друга. Это, мол, повседневные реалии, с которыми мы сталкиваемся с рождения, а вы, вазунгу, [13] — нет.