– Какие успехи в чтении, Александра? – Он раскрыл блокнот и, переворачивая страницы, искал список вопросов, которые надо задать. Пока это трепотня. Не веление Высшей Власти. Все равно как разговор про погоду, или про то, какое на ней хорошенькое платьице, или про то, что выглядит она сегодня очень счастливой – не так, как на прошлой неделе.
– Меня зовут Татьяна, и я свалилась сюда с Луны, – дерзко заявила она.
Дядя Антон сделал вид, будто этого не слышал, так что, возможно, она сказала это про себя, сказала в уме, как говорила многое.
– Ты закончила роман Тургенева, который я тебе принес? – спросил он. – По-моему, ты читала «Вешние воды».
– Мне читала матушка Милосердная, но сейчас у нее болит горло, – ответила Александра.
– Вот как.
Это была ложь. Матушка перестала ей читать в наказание за то, что она швырнула еду на пол.
Дядя Антон наконец отыскал страницу в своем блокноте, ту, с вопросами, и нашел свой карандашик, серебряный, на который надо нажимать сверху, – похоже, дядя Антон необычайно им гордился.
– Вот как, – повторил он. – Значит так, Александра!
Внезапно Александра почувствовала, что не желает отвечать на его вопросы. Просто не может. Вот стащить бы сейчас с него брюки и заняться с ним любовью. Или забиться в угол и наложить кучу, как делает француженка. Она показала ему свои руки в крови – а она кусала заусеницы. Следовало бы объяснить ему с помощью собственной крови, что она не хочет слышать его первый вопрос. Она встала и протянула ему руку, а в другую изо всей силы впилась зубами. Ей хотелось показать дяде Антону раз и навсегда, что вопрос, который он собирается ей задать, кажется ей непристойным, и оскорбительным, и неприемлемым, и сумасшедшим и что она искусала себе руки по примеру Христа – висит же он на стене у Милосердной-Милосердненькой с окровавленными руками! «Я пролила свою кровь ради вас, дядя Антон, – хотела она пояснить, а сама думала о том, что сейчас Пасха и Милосердная-Милосердненькая обходит замок, обмениваясь яйцами с его обитательницами. – Прошу вас. Это моя кровь, дядя Антон. Я пролила ее ради вас». Но рука, которую она решилась прокусить, зажимала ей рот, и из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Тогда она села, насупясь, сцепив на коленях руки, которые, как она заметила, вовсе и не кровоточили, а оказались мокрыми от ее слюны.
Дядя Антон держал блокнот в правой руке, а в левой – карандашик с кнопкой наверху. Она впервые встречала левшу и порой, глядя на то, как он пишет, думала, что это не он, а его зеркальное отражение, тогда как сам дядя Антон сидит в машине за сараем Андреаса Гертша. Она подумала, как это замечательно иметь «раздвоенную натуру» – так называет это доктор Рюди: одну половину можно отправить на велосипеде, а вторая половина останется в машине с рыжей женщиной за рулем. «Милосердная-Милосердненькая, если ты одолжишь мне свой велосипед, я отправлю куда подальше свою худшую половину».
Внезапно Александра услышала собственный голос. Как чудесно он звучал! Недаром она любит звонкие здоровые голоса: голоса политических деятелей по радио, голоса врачей, которые осматривают ее в постели.
«Дядя Антон, скажите, пожалуйста, откуда вы приезжаете? – уловила она свой вопрос, исполненный умеренного любопытства. – Дядя Антон, пожалуйста, выслушайте меня. Пока вы мне не скажете, кто вы и в самом ли деле вы мой настоящий дядя, и не сообщите номер вашей большой черной машины, я отказываюсь отвечать на ваши вопросы. Мне очень жаль, но это необходимо. И вот что еще: рыжая женщина – ваша жена или это матушка Милосердная перекрасилась, как утверждает сестра Благодатная?»
Но слова, которые мысленно произносила Александра, не всегда воплощались в звуки – они кружили втуне, и она становилась их невольным тюремщиком, совсем как дядя Антон был ее тюремщиком.
«Откуда у вас деньги, чтоб платить Милосердной-Милосердненькой за то, что я здесь живу? Кто платит доктору Рюди? Кто вам диктует все эти вопросы, которые вы каждую неделю зачитываете мне из своего блокнота? Кому вы передаете мои ответы, которые так старательно записываете?»
Но слова снова только кружили у нее в голове, словно птицы в оранжерее Кранко в фруктовый сезон, и Александра никак не могла высвободить их.
– Значит, так, – во второй раз произнес дядя Антон с влажной улыбкой, какая бывала у доктора Рюди перед тем, как он делал Александре инъекцию. – Скажи мне, пожалуйста, свое полное имя, Александра.
Александра выставила три пальца и, как послушная девочка, стала их загибать.
– Александра Борисовна Остракова, – произнесла она инфантильным голоском.
– Отлично. А как ты себя эту неделю чувствовала, Саша?
В ответ Александра вежливо улыбнулась:
– Спасибо, дядя Антон. Эту неделю я чувствовала себя гораздо лучше. Доктор Рюди сообщил мне, что кризис почти миновал.
– Ты не получала никаким путем – ни по почте, ни по телефону, ни в беседе – никаких известий извне?
Александра решила стать святой. Она сложила на коленях руки и склонила набок голову, изображая русскую святую с икон, что висели у Милосердной-Милосердненькой на стене позади письменного стола. Вера, Любовь, София, Ольга, Ирина или Ксения – все эти имена матушка назвала в тот вечер, когда призналась Александре, что по-настоящему зовут ее Надежда, а Александру зовут Александра, или просто Саша, но ни в коем случае не Татьяна, и надо это помнить. Александра улыбнулась дяде Антону – она знала, что улыбка у нее божественная, исполненная мудрости и долготерпения и что сейчас она слышит голос Господа, а не дяди Антона, и дядя Антон тоже это знал, ибо он испустил долгий вздох и спрятал блокнот, затем потянулся к звонку, чтобы вызвать матушку и вручить ей деньги.
Матушка явилась быстро – Александра подозревала, что она стояла совсем близко, за дверью. В руках она держала готовый счет. Дядя Антон просмотрел его и нахмурился, как делал всегда, затем отсчитал банкноты, выкладывая их на стол – голубые и оранжевые по отдельности, они на мгновение становились прозрачными в луче настольной лампы. Затем дядя Антон потрепал Александру по плечу, словно ей еще пятнадцать, а не двадцать пять, или двадцать, или сколько ей там было, когда она обрубила запретную часть своей жизни. Она проследила за тем, как он вышел из двери и сел на свой велосипед. Проследила, как напрягся его зад, а потом стал ритмично перекатываться, и он поехал прочь, мимо сторожки, мимо Кранко и вниз с холма в направлении деревни. И тут она увидела нечто странное, чего прежде никогда не случалось – во всяком случае, с дядей Антоном. Откуда-то вдруг возникли двое: мужчина и женщина – они с деловитым видом катили мотоцикл. Должно быть, они сидели, затаившись, на скамейке по другую сторону ворот – наверное, занимались любовью. Сейчас они вышли на дорогу и стали смотреть вслед дяде Антону, но на мотоцикл не садились – пока что. Дождались, когда дядя Антон почти исчез из вида и только тогда пустились следом за ним вниз, с холма. Тут Александра решила закричать и на этот раз обрела голос – вопль разносился по всему дому, от крыши до подвала, – прибежала сестра Благодатная и со всей силы ударила ее по губам, чтобы прекратить истерику.