26 августа 1921 года Ленин распорядился провести суд над Унгерном с максимальной скоростью. И расстрелять. Указание вождя было исполнено неукоснительно. Меньше чем через месяц барона судили в Новониколаевске в летнем театре в парке «Сосновка» и приговорили к расстрелу.
А Семенов просидел в Чите вплоть до ухода японцев.
13 августа 1920 года атаман обратился к населению: «Граждане! В связи с эвакуацией японских войск из Забайкальской области мною производится перегруппировка войск и стягивание армии, к которой я временно и выезжаю. Не верьте злым слухам, что Чита нами брошена. Еще раз призываю вас к порядку и спокойствию. Не верьте провокаторам и малодушным людям. Мною приняты все меры к вашей безопасности».
В распоряжении Семенова оказался двухместный аэроплан «Сальмсон» французского производства, сложный в пилотировании. Но у него были хорошие летчики. Один из них взялся спасти его от наступающих красных войск. Семенов перелетел в Даурию на аэроплане. Перевел туда штаб, войска, перевез золотой запас. И одновременно готовился к уходу за границу. Там создавал запасы продовольствия, вкладывал деньги в китайские и японские банки.
Атаман Семенов рассчитывал на поддержку китайского генерала Чжан Цзолиня, который управлял Маньчжурией. Но генерал был крайне осторожен. Избегал прямой конфронтации с Советской Россией.
«Харбин, — вспоминал очевидец, — осчастливлен прибытием самого атамана Григория Михайловича, конечно на трех бронированных поездах. Раскатывает по улицам с какой-то девкой, облепленной бриллиантами, владельцы которых, вероятно, там, идеже несть ни болезнь, ни воздыхание; сии бриллианты должны изображать кристаллизированную любовь к отечеству… На семеновском вагоне красовалась надпись: «Без доклада не входить, а то выпорю».
И тут в Приморье пришло к власти белое правительство братьев Меркуловых. Атаман воодушевился. Он рассчитывал занять достойное место во Владивостоке. На борту парохода «Кёдо-мару» вел переговоры с министром иностранных дел Николаем Дионисьевичем Меркуловым. Затем беседовал с главой правительства Спиридоном Дионисьевичем Меркуловым.
Но братья наотрез отказались иметь с ним дело. Во-первых, жестокость атамана считалась одной из причин поражения Колчака. Во-вторых, многие его воспринимали как японскую марионетку. В-третьих, Меркуловы не хотели больше воевать с большевиками, а пытались наладить мирную жизнь приморской окраины.
Тем более что во Владивостоке верх взяли каппелевцы, они себя так называли в память о погибшем генерале Каппеле. Шестнадцатитысячная армия каппелевцев была мощной силой. Разгромленные в Забайкалье, они по Китайско-Восточной железной дороге прибыли в Приморье. Каппелевцы не хотели делиться с семеновцами. Присутствие атамана было для них нежелательным. Разгорелась борьба за власть. А также за грузы и ценности, которые скопились в порту Владивостока.
Даже представители казаков сказали, что лишают Семенова звания походного атамана, потому что он желает продолжения гражданской войны, а нужно мириться. Меркуловское правительство назвало его государственным преступником.
«Превращение моих агентов в моих конкурентов, — вспоминал Семенов, — было совершенно неожиданно».
Главной проблемой атамана оказалась нехватка средств. Его солдаты не получали жалованья и выходили из подчинения. Считалось, что в его руках золотой запас, вывезенный из Забайкалья. Однако же в реальности все деньги Семенова оказались в руках японцев, которые заморозили счета атамана.
«Вокруг царила глубокая безнадежность, — вспоминал атаман, — и не было выхода и надежд на улучшение положения, потому что ни помощи, ни средств ожидать было неоткуда. Настал голод в буквальном смысле этого слова. Я сам питался из общего котла болтушкой из серой муки с кукурузой».
Семенов, ясное дело, рассчитывал на японцев. Пожаловался, что Меркуловы мешают ему сражаться с большевиками «во имя восстановления России и связанных с нею интересов императора Японии и его народа».
Атаман сильно переоценил себя. Японцы не захотели втягиваться в это дело. Во-первых, ощущали давление Соединенных Штатов, а во-вторых, окрепли позиции большевиков. Японцы утратили интерес к Семенову. В обмен на обещание покинуть Россию ему посулили денег.
14 сентября на пограничной станции Гродеково Семенов сел на поезд и уехал в Шанхай. Он обосновался на севере Китая, под крылышком японцев, оккупировавших Маньчжурию. Его вернут в Россию уже арестованного после окончания Второй мировой войны, в 1945 году. И как предателя повесят 30 августа 1946 года поздно вечером во внутренней тюрьме Министерства госбезопасности СССР.
С того момента, как во Владивостоке высадились первые японские солдаты, судьба всего Приморья в немалой степени зависела от иностранных войск.
«Всюду союзные флаги, почетные караулы союзных войск, союзное начальство и офицеры, — описывал очевидец встречу японского главнокомандующего. — Тяжело смотреть на родной мне Владивосток, потерявший свой русский щеголеватый вид…»
Адмирал Колчак был поражен увиденным во Владивостоке: «Все лучшие дома и казармы заняты чехами, японцами, союзными войсками. Наше положение глубоко унизительно. Я чувствовал, что Владивосток не является уже нашим, русским городом».
В годы Гражданской войны Россия могла утратить Дальний Восток. События здесь приобрели совершенно невероятный характер.
Японская империя находилась на подъеме. Мировая война оказалась крайне выгодной для Японии, оставшейся в стороне от реальных боевых действий. Воюющие державы покупали ее сталь и текстиль, и страна богатела. В Токио жаждали и большей политической роли. Смута в России открывала некие возможности. Тем более что деятели Белого движения сами уговаривали японских политиков отправить свои войска в Россию. Но японцы хотели, чтобы им это поручили страны Антанты.
Владивостокский порт оставался вне зоны действия немецких подводных лодок и в Первую мировую служил главным пунктом снабжения России. Сюда поступало все, что поставляли союзники. В городе скопилось более одиннадцати миллионов пудов грузов, прежде всего стратегической важности запасы оружия и боеприпасов.
Союзники боялись, что большевики все это захватят и продадут немцам. Возникла идея высадить там японские и американские войска.
Англичанам нравилась эта идея: японцы продвигаются до Урала и полностью контролируют железную дорогу, что позволит объединить белую армию в Сибири с белыми на Юге России. Транссибирская железная дорога была главной транспортной магистралью страны. Перерезал Транссиб — отрезал Дальний Восток от остальной части России.
Полковник Хауз написал президенту Вудро Вильсону: «Я никогда не изменю своего мнения, что посылка японских войск в Сибирь была бы огромной политической ошибкой. Я не могу найти никакой военной выгоды, которая компенсировала бы причиняемый вред».
Вильсон колебался. Ему не нравилась идея высадки японских частей. Понимал: русские воспримут это как аннексию Дальнего Востока. Подозревал, что, если японцы придут, уходить уже не захотят. Но еще меньше ему хотелось посылать собственные войска. И на него давили англичане.