Когда Джиджи уехала, Бен медленно вернулся к себе в номер, думая о ее странном поведении. Да, конечно, он выбрал неподходящий момент, но реакция девушки была чрезмерной. Может быть, она чересчур стыдлива? Или влюблена в другого? Уинтроп был уверен в одном: тут не было личной неприязни. Он знал, что нравится Джиджи, иначе не решился бы поцеловать ее. Мисс Джиджи Орсини была настоящей головоломкой, и Бен поклялся, что в один прекрасный день решит ее. Но сделает это так терпеливо, так тщательно и искусно, что она придет к нему сама. Это будет местью за ее сопротивление, за то, как напряглось ее тело от прикосновения его губ. До сих пор ни одна женщина не вела себя подобным образом.
«Всего один поцелуй, — думала ехавшая домой Джиджи. — Достаточно было одного поцелуя, чтобы я повела себя как сопливая школьница». Почему она чувствует себя такой… потрясенной… виноватой… нет, так, словно только что избежала… опасности? Мистика какая-то…
Поднимаясь к себе в спальню, Джиджи придумала идеальное противоядие от охватившей ее неуверенности в себе. Она позвонит Дэви и сообщит ему сногсшибательную новость. Даже если поздно, даже если он уже спит… Они с Дэви в одной команде, и он должен обо всем узнать первым.
— Джиджи, радость моя, так жить нельзя. — Голос Зака всегда звучал убедительно, а неподдельная любовь добавляла его словам значительности.
Джиджи кольнуло нехорошее предчувствие. Они лежали в постели; Джиджи уткнулась носом в грудь Зака и с наслаждением вдыхала его запах. Она была довольна и счастлива; тело ее стало невесомым и парило над землей, но слова Зака разрушили чары.
Она уже слышала эти слова, слышала этот тон. Как-то она позволила Заку заманить ее на вершину высокой горы, хотя едва умела стоять на лыжах, потому что Зак обладал способностью убедить ее в чем угодно. Она съезжала по склону, сжавшись от страха, мечтая лишь о том, чтобы не сломать ногу. Похоже, на свете не осталось человека, который мог бы противиться чарам Зака Невски, свято верившего в собственную непогрешимость.
— Зак, милый, — ответила она, изо всех сил пытаясь говорить разумно. Правда, этих сил было немного. Тело блаженно ныло; она лежала в объятиях Зака, расслабившаяся, благодарная и покорная. — Я только начала работу в «ФРБ»… прошло всего три дня. Как же я могу взять отгул? Единственное время, которое у меня есть, — это с вечера пятницы до вечера воскресенья.
Зак неожиданно прилетел в Лос-Анджелес на следующий день после ее обеда у Билли, и вернувшаяся с работы Джиджи застала его дома. Проблемы с финансированием возникли уже на подготовигельном этапе к съемкам, и Заку пришлось вылететь в Лос-Анджелес для переговоров с владельцами студии. Ему предстоял тяжелый день, после которого он собирался снова улететь в Монтану, решив все денежные вопросы.
— Джиджи, речь идет не об уик-энде. Я просто не могу жить с тобой врозь, — сказал он. — Стоило мне тебя увидеть, как я всеми печенками почувствовал, что ты должна бросить эту свою новую работу, выйти за меня замуж и быть со мной. Милая, мы совершаем преступление, понапрасну тратя время, которое должны провести друг с другом, и теряя то, что невозможно заменить ничем другим.
Воспользовавшись тем, что Джиджи лежит неподвижно, он приподнялся и внимательно вгляделся в ее лицо. Джиджи снизу вверх смотрела на его сильную шею, величественную голову, продолговатый нос с горбинкой, такой же решительный рот и ощущала холодок в животе.
— Зак, мы уже говорили об этом, — ответила она. — Разве с тех пор что-нибудь изменилось?
— Понимаешь, улетая в Монтану, я был так поглощен этой новой картиной, что совершенно забыл о времени. Я не подумал о том, что нам придется прожить врозь несколько месяцев. Но сейчас… Черт побери, я не могу без тебя. Это убивает все удовольствие от картины.
— Ты должен был подумать об этом заранее. Бог свидетель, мы говорили об этом несколько часов. — Стараясь не давать воли досаде, Джиджи отодвинулась от него и укрылась простыней.
— Я помню, милая. Да, это моя вина. Полностью моя. — Он так каялся, что Джиджи почувствовала еще большую досаду. Сначала настаивает на своем, а потом признает, что был не прав. Это нечестно…
— Две последние картины ты снял в Нью-Йорке и Техасе, — ровно ответила она. — Я не могла полететь с тобой. Когда было возможно, мы встречались в уик-энды. Но толку было мало, потому что почти все это время ты тоже работал. Потом у тебя была возможность снять три фильма здесь, в Голливуде, но ты предпочел Монтану.
— Какого черта ты не настояла, чтобы я отказался?
— О господи, Зак! Выходит, я виновата в том, что ты увлекся и решил сделать то, чего тебе до смерти хотелось? — Джиджи отстранилась от него еще дальше и приподнялась на локте.
— Ты имеешь право злиться. Я и сам злюсь на себя. Чертовски злюсь, милая. Но все, уладится, если мы поженимся. Разве это не ясно?
— Мне ясно только одно: в этом случае все выгоды будут на твоей стороне. Ты будешь заниматься делом, а я буду неподалеку ждать, когда ты выкроишь для меня свободную минутку…
— Ангел мой, не говори глупостей. Там для тебя начнется новая жизнь. Монтана — самое красивое место на свете. Ты сможешь ездить на экскурсии, заведешь подруг… Жена продюсера — очень милая женщина. Ты сможешь приходить на съемки. Может быть, мне удастся пристроить тебя в костюмерную, хотя ты и не член союза. Так что скучно тебе не будет…
— Заткнись, Зак Невски! — Джиджи села так порывисто, что чуть не стукнула его головой в подбородок. — Что ты несешь? Ездить на экскурсии! Я что, старшеклассница? Кажется, ты совершенно забыл, что у меня есть работа.
— Ах да, рекламное агентство… — Зак сел на край кровати и с нескрываемым презрением сказал: — Тоже мне работа… Ты не хуже меня знаешь, что все это легальная форма мошенничества. Никто не нуждается в большей части воспеваемого рекламой барахла. Люди могут пользоваться автомобилями по пять лет и больше, пить хорошее виски вместо «Катти Сарк», покупать обычную туалетную бумагу в супермаркетах, есть дешевые продукты из кулинарии — все они одинаковая дрянь…
— Ты говоришь, как двенадцатилетний вундеркинд, только что открывший для себя марксизм, — решительно сказала Джиджи. Спорить не хотелось, но она не могла позволить Заку одержать верх.
— Ты проработала в агентстве всего три дня, а уже защищаешь их. — Упрямое выражение лица Джиджи заставило Зака улыбнуться. — Этот тип Арчи запудрил тебе мозги, сказав, что реклама — форма искусства. Лучше бы ты сводила его на хороший фильм. — Зак насмехался над ней с олимпийских высот, уверенный в том, что единственными формами искусства двадцатого века являются кино и театр. — Процитировала бы ему Джорджа Оруэлла: «Реклама — это бренчание палки в пустом ведре».
— Послушай, Зак, сейчас не время для споров о формах искусства, — закусила удила Джиджи. У нее не было ни секунды, чтобы рассказать о своей новой работе: едва они увидели друг друга, как тут же легли в постель. — Посмотри на часы. Через несколько минут к нам в дверь позвонят пять человек, а открыть будет некому. Искусство вечно, а жизнь коротка, так что поскорее надевай штаны, милый.