— Я ни с кем «не встречаюсь», как ты выражаешься… — Джиджи зевнула. Нервное возбуждение улеглось, и она вдруг почувствовала усталость. — Я ничья леди. Своя собственная. И заруби на носу, Дэви, малыш, никогда не называй меня «леди». Я это ненавижу. Как угодно, но только не леди.
— Я только представил, что кто-то другой может так называть тебя.
— Пусть бы только попробовал, — ответила Джиджи и только тут поняла, что ее свобода — такая же реальность, как пустой дом, в котором она живет, как пустая постель, в которой она спит, как одинокие обеды, которые она ест. Такая же реальность, как тоска по мужскому прикосновению. Только возбуждение и концентрация на заказе «Индиго Сиз» позволяли ей не думать о Заке, только напряженная работа позволяла отгонять мысль о том, что она больше не ждет его возвращения.
Джиджи закинула руки за голову, взялась левой ладонью за правое запястье и как следует потянулась. Потом сменила руки, потянулась снова, пытаясь снять накопившееся за день напряжение, и слегка застонала от облегчения. «Что мне требуется, так это хороший массаж спины», — лениво подумала она.
— Дэви, иди сюда. Ты слишком далеко сидишь. Вот так… А теперь сними очки.
— Если я сниму очки, то ничего не увижу.
— Неважно. Я хочу видеть твои глаза, — стояла на своем Джиджи. Дело с «Индиго Сиз» закончилось, она успокоилась и могла переключить внимание на Дэвида Мелвилла, который все это время был с ней рядом. В его близости было что-то таинственное и удивительно приятное. Теплое, удобное, уютное…
«Но что именно?» — внезапно с острым любопытством подумала Джиджи. Она считала, что знает его, но сейчас поняла, что это ей только казалось. А такое невежество непростительно для членов одной творческой бригады, правда? «Если бы я знала его получше, то попросила бы растереть мне спину», — сказала она себе.
В комнате было так темно, что ей пришлось склониться к нему.
— Гм-м… у тебя необычные глаза. Волосы темно-русые, цвета шоколада «Годива», без единой более светлой пряди. А кожа легко сошла бы за сливочный крем. Слушай, Дэви, — сказала она, широко раскрыв глаза и глядя на него с легкой насмешкой, — я могла бы сделать из тебя шоколадное суфле!
— А я бы сделал из тебя бифштекс, — Дэви сграбастал ее и прижал к себе, — и съел целиком! От тебя не осталось бы ничего, кроме рыжих волос и ресниц!
— Дэви!
— Ты сама виновата, — простонал он и поцеловал Джиджи со страстью, которую подавлял с первого дня их знакомства.
— Дэви, ты что, с ума сошел? — спросила Джиджи делано удивленным тоном. «Слушай, ты в самом деле думала только о массаже спины? — честно спросила она себя. — Какие у него властные губы… Ничего похожего на суфле…»
— Замолчи и не отвлекайся. — Он продолжал целовать ее, и Джиджи замерла на месте. Дэви был ужасно милый, но откуда ей бьшо знать, что он умеет целоваться? Как он понял, что Джиджи стосковалась по мужским объятиям? Откуда ей бьшо знать, что лежащий рядом с ней — как это случилось? — худощавый Дэви окажется поразительно крепким и надежным, как скала, нагретая солнцем? Откуда ей бьшо знать, что у мужчины, с которым неделями работаешь в одной комнате, такие губы, что невозможно не отвечать ему с той же страстью, с которой он целует тебя? Откуда ей бьшо знать, какое возбуждение охватывает женщину, когда от ее шеи нежно отстраняют волосы и начинают водить по ней губами вверх и вниз?
Подумав об этом, Джиджи почувствовала себя величайшей обманщицей в мире. Но ничуть не удивилась, ничуть, ничуть…»
— Ох, Дэви… — Джиджи заерзала и еще крепче прижалась к нему.
— Джиджи, милая, пожалуйста… Я так люблю тебя, что схожу с ума…
— Prego… — прошептала она.
— Ты хочешь сказать… — Дэви не был уверен, что правильно ее понял, и боялся все испортить. Нет, только не теперь, когда он держал в объятиях свое сокровище и говорил о своей любви!
— Это значит «да»… я согласна… делай все, что хочешь…
— И это тоже? — спросил он, расстегивая ее блузку умелыми пальцами, которые вдруг задрожали и стали неловкими.
— Все, что хочешь… — пробормотала она и закрыла глаза, чтобы лучше почувствовать первое прикосновение его губ к своей груди. Когда это наконец случилось, она дрогнула, как дрожит древесная листва под первыми каплями дождя.
Дэви сполз с дивана, опустился на колени и начал ласкать ее груди чувствительными кончиками пальцев. Лампа освещала нежные розовые соски, набухавшие у него на глазах. Их сочетание с белой кожей редкого оттенка и юным, упругим телом бьшо настоящим чудом. Обещанием, от которого могло разорваться сердце. Он ласкал ее груди в благоговейном молчании, пока Джиджи сама не подалась к нему. Потрясенный, трепещущий, Дэви опустил голову и по очереди обхватил губами нежные набухшие бутоны, сделанные из горячего меда и плотного шелка.
Пьянящий вкус ее тела заставил Дэви затаить дыхание. Неужели его грезы стали явью? Когда изнывавшая от желания Джиджи тяжело задышала и сделала попытку избавиться от одежды, ему пришлось оторваться от своего увлекательного занятия.
Он продолжал стоять на коленях, пока не ощутил, что пальцы Джиджи вплелись в его волосы. Этот жест можно бьшо расценить как приглашение. Дэви начал раздеваться, не отрываясь от ее раскрытых душистых губ и все глубже проникая в них языком. Тем временем руки Джиджи изучали его обнаженную плоть. Вскоре она обнаружила обтянутую нежной кожей впадинку у основания шеи. Там, где встречались ключицы, бился пульс, напоминавший морской прибой. При свете лампы она увидела его плечи, локти и запястья, красотой не уступавшие губам, тонкие волоски на груди и руках, безупречно гладкую кожу и рельефные мышцы. Когда Дэви поднялся, она неожиданно для себя самой сказала:
— Стоп…
— Что?! — не поверил он своим ушам.
— Стоп… Я хочу рассмотреть тебя.
Джиджи испустила низкий смешок и дала волю своим эротическим фантазиям. Ничуть не стесняясь своей наготы, она поднялась, села на корточки и взяла в руки его упругий член. При виде его размеров она перестала улыбаться и затаила дыхание от изумления. Ее жадные пальцы начали сжиматься и разжиматься, сводя Дэви с ума. Не сходя с места, он напряг бедра, подался вперед, сжал кулаки и позволил играть с собой, пока ей не надоест. Эта сладкая пытка несказанно нравилась ему. Дэви понимал, что долго она не продлится.
Джиджи разрывалась между стремлением гурмана продолжить захватывающую игру и растущим желанием, утолить которое можно бьшо только одним способом — ощутив проникновение мужского члена. Во рту пересохло, сердце нетерпеливо колотилось… Наконец, не в силах сдержаться, она сдалась желанию, легла навзничь и отдалась ему с той же жадностью, с которой высохшая земля отдается грозе.
Дэвид сосредоточился так, словно ему предстоял заключительный прыжок с вышки на Олимпийских играх. Терпеливый и опытный любовник, он перемежал медленные, неторопливые, максимально глубокие проникновения быстрыми, резкими толчками, забывая о себе ради ее наслаждения, прислушиваясь к ее дыханию, ощущая ее испарину, пока не сплел окутавшее обоих покрывало страсти, под которым исчезло время. Джиджи перестала яростно стремиться к наслаждению и застыла на краю пропасти, ощущая его объятия, его дыхание, биение сердца и движения его мерно поднимавшегося и опускавшегося тела.