– Валери, я никогда не думал, что я это выскажу, но... мы наконец-то одни.
Билли Малверн произнес последние три слова, растянув их до невозможности в неудачной попытке произнести их по англосаксонски, с французским акцентом.
Валери не соизволила взглянуть на него с высоты своего чересчур задранного носа.
– Если ты стараешься дать мне понять, в каком восторге ты пребываешь по случаю того, что моей матери не будет здесь сегодня вечером, то не трудись. Я чувствую такое же облегчение, Билли, как и ты, а может быть, и большее. Тебе всегда было проще общаться с ней. Все же она не твоя мать.
– Не хочется ссориться, но ты меня вынуждаешь.
– Послушай, я хорошо знаю, что на этот раз она остается дольше, чем обычно. Но что же я могу поделать? Выбросить ее на улицу? Если бы только Ферни избавилась от Ника, мама остановилась бы у нее. В любом случае мама уезжает на следующей неделе.
– Твоя сестрица не дура. В следующий раз Ферни спутается с каким-нибудь другим невозможным молодым мужем, так что мы опять будем вынуждены принимать Лидди у себя. Я предчувствую, что так оно и будет.
– О, Билли, замолкни и пей. Прекрати нытье. – Валери подняла свой невыразительный подбородок и смерила его взглядом. – Ты не можешь поговорить о чем-нибудь более приятном? Я очень довольна, что мы завтра идем к Розмонтам – это будет лучший званый вечер года.
– Лучше бы Розмонт подбросил мне какое-нибудь небольшое дельце. Мне начинает казаться, что самое большее, на что его хватило, это подружить тебя и Ферни с Джорджиной.
– Джимми Розмонт сам решает, что ему делать, – сухо возразила Валери.
Джимми Розмонт разбогател не от советов таких брокеров, как Билли, подумала она. И что же происходит между Ферни и Джорджиной? Дважды в неделю они вместе завтракают, и на вид так близки, так легкомысленно дурачатся, как две школьницы, обменивающиеся секретами. Очевидно, Джорджина ничего не знает о Ферни и своем муже. Какой же нужно быть дурой, чтобы не догадаться! Или, может быть, она так уверена в себе, что это ей не приходит в голову? В любом случае со времени выставки Розмонты были более чем добры к ним, даже включали Лидди в число приглашенных на несколько обедов помельче, несмотря на то, что визит к их отцу, как Валери и ожидала, не привел ни к каким результатам.
– Интересно, во сколько обойдется такой вечер Розмонтам? – поинтересовался Билли, вглядываясь в свой бокал. – Сто пятьдесят человек за столом и танцы потом... Что ты думаешь об этом, Вэл?
– Не могу представить. Несколько лет тому назад я попыталась бы точно подсчитать, но теперь лучшие поставщики провизии, цветов и декораторы вечеров стали так невероятно жадны, что это может стоить сколько угодно. Конечно, стиль Джорджины не претенциозный, как и должно быть. А устройство вечера у себя в доме всегда предпочтительнее, если есть достаточно места и можешь себе это позволить.
– А они могут.
– Да, могут.
Малверны посидели молча. В начале их совместной жизни, двадцать один год тому назад, когда доход Билли составлял полмиллиона долларов в год и они, без всякого сомнения, были богаты, они находили особое удовольствие в разговорах о чужих деньгах. Это была возможность еще раз порадоваться за себя, маскируясь снисходительной жалостью к своим менее удачливым друзьям, которым приходилось жить на то, что им платили, выплачивать налоги в отличие от Билли, чьи деньги были вложены в свободные от налога муниципальные боны.
Они проводили так часы, перебирая и оценивая своих друзей, размышляя над тем, у кого из них есть шанс получить наследство, кто управляет имуществом по доверенности, кто живет только на доходы и кому настолько повезло, что он живет на сумму меньше его доходов и оставшиеся деньги может свободно тратить как ему заблагорассудится.
С чувством некоторой вины Валери понимала, что разговоры на такие темы расценивались людьми из старых богатых семей как недозволенные, как разговоры о самом низменном и постыдном, и во многих отношениях они считались намного хуже преступления перед обществом. Но она все же пускалась в эти разговоры, так как Билли, чей капитал был не старше одного поколения, даже не догадывался, насколько это непристойно. Билли считал, что такие оргии сплетен очень поучительны.
Для Валери эта тема была и неприлична и притягательна. Рожденная и воспитанная в Филадельфии, она всегда чувствовала себя оскорбленной такими беседами. Но она только частично принадлежала Филадельфии. Большое влияние на нее оказала та страсть к деньгам, которую продемонстрировала Лидди Килкуллен, а уверенность матери в том, что ее обманули и отобрали то, что ей принадлежало по праву, заставляла Валери радоваться той безопасности, которую ей давало благосостояние Билли.
Но теперь эта тема не давала Малвернам ничего, кроме чувства усталости. Отсутствие успехов в делах Билли, его резко уменьшившееся состояние в связи с вынужденной продажей бонов создали причиняющий беспокойство дисбаланс в их браке. Они все больше и больше зависели от заработка Валери.
Уже десять лет прошло с той поры, когда Малверны могли ощущать чувственную радость от мысли, что они устроены в жизни лучше, чем их знакомые. Теперь новое общество Манхэттена так транжирило богатства, что всякие Билли из Беверли-Хиллз выглядели нищими.
Старые богачи, не в силах конкурировать с новыми, отступили. Владельцы старых денег или решительно сплотились и с достоинством удалились с общественной сцены, или, подобно Валери, примкнули к параду и сменили вывеску, приветствуя пришельцев.
Валери поднялась и раздраженно ткнула цыпленка, который стоял в печи уже давно. Она боялась включить печь выше трехсот пятидесяти градусов, потому что опасалась, что рис высохнет, а внутри блюдо окажется едва теплым. Налив в оба бокала свежую порцию мартини, она снова присела к столу, испытывая сильное желание бросить возиться с цыпленком и перейти в гостиную, где они могли бы сидеть, как все цивилизованные люди. Ее удерживало только сознание того, что тогда цыпленок сгорит и они останутся без обеда. Оба сегодня настолько устали, что никуда не пошли, и ни за что на свете она не пойдет вниз, чтобы заказать им другую еду.
– Как дела с твоей новой клиенткой? – спросил Билли, надеясь улучшить настроение жены.
– Мне не следовало связывать свои надежды с Салли Эванс, – ответила Валери.
– Но ты говорила, что она готова потратить сколько угодно... что же случилось?
– Она – третья жена... Как будто вторая была недостаточно хороша! Салли всего двадцать шесть, а мистеру Эвансу шестьдесят два... Она работала у него, хотя не говорит кем. Она хорошо выглядит, хотя несколько вульгарна, я бы сказала, но у нее есть пунктик: ей кажется, что, поскольку ее муж владеет сетью продовольственных магазинов на Среднем Западе, ее с радостью примут в то, что она называет «очаровательным кругом». Как же, у нее необыкновенное жилье и соответствующие наряды! Но это все безнадежно, конечно. Эта невежда даже не догадывается, что для тех женщин, с которыми она хочет общаться, чистый доход в какую-то сотню миллионов звучит примерно как сбережения управляющего какой-нибудь семейной аптекой.