— И куда нас занесло? Ни черта в этом тумане не видно!
— Сейчас попробую определить! Эй, эй, осторожнее! Не стоит так наклоняться! Повторяю, лучше так не наклоняться! Я же сказал, не…
Крестьяне поспешно отпрыгнули в стороны, освобождая дорогу для помела, которое, штопором ввинтившись в двери, со всего разгону врезалось в капусту. Раздался сочный капустный «чмок».
Спустя некоторое время послышался сдавленно-обреченный шепот:
— Я же предупреждал…
— О чем ты предупреждал? Да, ну и где мы очутились по твоей милости? Что это такое?
— Капуста, аркканцлер.
— А-а, овощ…
— Овощ.
— Терпеть не могу овощи. Кровь становится жидкой.
Наступило молчание. После краткой паузы снова раздался голос, звучавший на этот раз крайне решительно:
— Что ж, очень сочувствую. И вообще, ты меня уже достал своими завихрениями, ты, кровожадный, властолюбивый хам!
Повисла еще одна пауза. А затем:
— Слушай, казначей, а могу я тебя вышвырнуть из Университета?
— Нет, аркканцлер. У меня слишком большая выслуга.
— В таком случае помоги мне отсюда выбраться и пойдем куда-нибудь пропустим по стаканчику.
Крестьяне начали быстренько отползать.
— Вот конем меня, — сказал знаток капусты. — Это же волшебники. А от этих, конем их, волшебников лучше держаться подальше.
— Ага, — кивнул его товарищ. — Слушай, э-э, ты все время вспоминаешь какого-то коня… Что такого он с тобой сделал?
Пришло время тишины.
Весь Голывуд был окутан сиянием. И медленно, неторопливо мерцал. «Вот он, свет Голывуда», — подумал Виктор.
А еще здесь витало зловещее предчувствие. Если съемочную площадку считать сном, ожидающим своего воплощения, то город вышел на следующий качественный виток, представляя собой реальное место, ожидающее перерождения в нечто новое, нечто такое, чему еще не подыскали определения.
— . . . . . . . . — сказал Виктор и тут же умолк.
— . . . . . . . . . . . . . .? — спросила Джинджер.
— . . . . . . . . . . . . . .!
— . . . . . . . . . . !
Какое-то мгновение они во все глаза таращились друг на друга. Затем Виктор схватил ее за руку и увлек внутрь ближайшей постройки, оказавшейся по случаю столовой.
Представшая им сцена не поддавалась описанию — и в таком качестве пребывала бы вовек, не разыщи Виктор доску, с успехом применяемую для ознакомления посетителей с тем, что, к всеобщему смеху, именовалось здесь словом «меню». Виктор взял с подставочки мел.
— Я ГОВОРЮ НО САМ СИБЯ НЕСЛЫШУ! — накарябал он на доске и с торжественным лицом вручил мелок Джинджер.
— Я ТОЖЕ. ПАЧЕМУ?
Виктор задумчиво потеребил мелок в ладони, а потом приписал:
— НАВЕРНОЕ ПАТОМУ ЧТО МЫ НЕ СУМЕЛИ ИЗАБРЕСТИ ЗВУК. А ЕСЛИ БЫ У НАС НЕ БЫЛА БЕСОВ КАТОРЫЕ УМЕЮТ РИСАВАТЬ ЦВЕТНЫМИ МЕЛКАМИ МЫ С ТОБОЙ ЩАС ВИДЕЛИ БЫ ТОЛЬКО ЧОРНОБЕЛУЮ КАРТИНКУ.
Мало-помалу они вникали в окружающую обстановку. На столах громоздились тарелки с полусъеденными обедами, некоторые — с вовсе нетронутыми. Такая картина в заведении Нодара Боргля была не в диковинку, однако в ней неизменно фигурировали жалобно причитающие персонажи.
Джинджер осторожно окунула палец в ближайшее месиво.
— Еще теплое! — проговорила она одними устами.
— Пошли к выходу! — жестом показал Виктор.
Она попыталась сартикулировать нечто замысловатое, но ничего не получилось, поэтому она снова взяла в руки мелок.
— ДАВАЙ ДАЖДЕМСЯ ВАЛШЕБНИКОФ.
Виктор вдруг замер на месте как вкопанный. Затем уста его сформировали фразу, которую Джинджер с полным основанием могла бы отказаться понимать, и он сломя голову бросился к выходу.
Безразмерное кресло стремительно катилось по улице, выбрасывая из-под осей клубы дыма. Встав посреди дороги, Виктор принялся подскакивать и размахивать руками.
Далее произошла беседа — беззвучная, но очень обстоятельная. Стену соседнего дома испещрили разнообразные письмена. Джинджер, не будучи в силах сдерживать нетерпение, решила ознакомиться с ними лично.
Первая надпись гласила:
— ЛУЧШЕ ЕСЛИ ВЫ БУДЕТЕ ДЕРЖАЦСЯ НА РАЗСТОЯНИИ. ЕСЛИ АНИ ПРАРВУТСЯ ТО ВАС САЖРУТ.
— И ВАС ТОЖЕ, — это было написано более аккуратным почерком, принадлежавшим руке декана.
Ниже, рукой Виктора, был выведен ответ:
— Я ВАТЛИЧЬЕ ОТ ВАС ЗНАЮ КАКИЕ ТУТ ДЕЛА ТВАРЯТСЯ. НО АБЕЩАЮ НАЗВАТЬ НА ПОМОЩЬ, ЕСЛИ В ЭТОМ БУДИТ НЕАБХОДИМОСТЬ.
И, кивнув напоследок декану, Виктор поспешил вернуться к Джинджер и библиотекарю. Встретившись взглядом с орангутаном, он выразил тому свою тревогу. Номинально библиотекарь считался лицом магического звания — во всяком случае, именно это звание он носил в бытность свою человеком и, по всей видимости, мог претендовать на него и сейчас. Являясь, с другой стороны, обезьяной, библиотекарь был вполне полезным человеком. Виктор решил рискнуть.
— Идем! — проартикулировал он.
Дорогу на холм отыскать было несложно. Там, где ранее петляла тропинка, нынче пролегла размашистая колея, обильно усыпанная следами недавней суматохи. Сандалии. Сброшенный с плеча ящик для картинок. Плюмаж с припорошенными дорожной пылью красными перьями.
Дверь, ведущая внутрь холма, была сорвана с петель. Из глубины туннеля сочилось мутное зарево. Виктор глубоко вздохнул и сделал шаг вперед.
Завал не стали разбирать полностью — камни просто раскидали в стороны, после чего, очевидно, по ним прошлась огромная толпа, раздробив их в пыль. Но, к счастью, потолок не обвалился. И вовсе не благодаря предусмотрительно возведенным балкам, но благодаря плечам Детрита.
Это они поддерживали своды туннеля.
И поддерживали из последних сил. Тролль уже упал на одно колено.
Виктор, подкатив не без помощи библиотекаря уцелевшие валуны, принялся ставить их один на другой под верхние плиты до тех пор, пока тролль наконец не сбросил с плеч вес. Детрит захрипел — или, по крайней мере, Виктору показалось, что тролль захрипел, — потом качнулся и распростерся ниц. Джинджер помогла ему встать.
— Что стряслось? — одними губами спросила она.
— …?…? — Детрит, по всей видимости, был немало изумлен отсутствием голоса и попытался выкатить глаз так, чтобы увидеть собственный рот.
Виктор невольно вздохнул. Картина вырисовывалась жутковатая. Объятые слепой, невыразимой паникой, голывудцы хлынули в туннель. Тролли, ломая когти, разгребали завал из камней. А Детрит, как самый могучий, обречен был сыграть ведущую роль. Будучи также известен тем, что мозг его служил лишь прокладкой, удерживающей в определенном положении крышку черепа, Детрит, естественно, был назначен придерживающим своды холма. Виктор представил себе картину, как тролль тщетно зовет на помощь, но толпы людей не глядя уносятся прочь.