Кроме того, в замке можно послушать последние сплетни. Сплетни нянюшка Ягг тоже любила.
Ну а матушка Ветровоск в это время печально блуждала по чистеньким орлейским улицам. Только не подумайте, что она искала двух своих товарок. Ни в коем случае. Разумеется, она могла наткнуться на них, вроде бы как случайно, дабы вознаградить многозначительным взглядом. Но специально она их не искала, это точно.
В конце улицы толпились люди. Справедливо рассудив, что в гуще толпы может оказаться нянюшка Ягг, матушка Ветровоск поплыла туда же.
Нянюшки там не оказалось. Зато обнаружился деревянный помост. И худенький человек в цепях. И несколько стражников в ярких мундирах. Один из стражников держал в руках топор.
Не нужно быть великим путешественником, чтобы сразу понять: люди здесь собрались вовсе не для того, чтобы зачитать человечку в цепях благодарственное письмо и собрать со всех присутствующих пожертвования в его пользу. Матушка подтолкнула локтем соседа.
— Что там такое?
Зевака искоса взглянул на нее.
— Стражники поймали его на воровстве, — пояснил он.
— А-а! В самом деле, выглядит он довольно-таки виновато, — признала матушка. Впрочем, любой человек, закованный в цепи, разом обретает весьма виноватый вид. — И что с ним собираются делать?
— Ему будет преподан урок.
— И какой же?
— Топор видишь?
Матушка топор видела. Вдоволь наглядевшись на него, она позволила себе отвлечься и пробежаться взглядом по толпе, выхватывая обрывки мыслей.
Мысли муравья читать легко. У него в мозгу сплошной поток крупных простых мыслей: Тащи, Неси, Кусай, Полезай в Бутерброды, Ешь. С существом вроде собаки уже сложнее — собака может одновременно думать о нескольких вещах сразу. Но человеческий разум представляет собой огромное, мрачное, пронизанное молниями облако мыслей, на обработку каждой из которых отпущено определенное количество мозгового времени. И разобраться в этой гуще, сплошь состоящей из предрассудков, воспоминаний, тревог, надежд и страхов, практически невозможно. Люди сами не отдают себе отчета, о чем именно они думают.
Но когда достаточно большое число людей думает примерно об одном и том же, основное направление их мыслей уловить можно. В данном случае мыслями толпы владел страх.
— Похоже, этот урок он не забудет, — пробормотала матушка себе под нос.
— А мне сдается, что забудет, причем очень быстро, — ответил зевака и поспешно стал проталкиваться через толпу, стремясь оказаться подальше от матушки, — точно так же люди во время грозы стараются держаться как можно дальше от громоотвода.
И тут матушка уловила в оркестре мыслей какую-то постороннюю нотку. А производили ее два разума, которые не принадлежали человеческим существам.
Своей простотой, чистотой и целеустремленностью они напоминали обнаженное лезвие. Она и раньше встречалась с подобными разумами, и данные встречи всегда оставляли не самые приятные ощущения.
Оглядев толпу, матушка быстро обнаружила носителей этих разумов. Немигающими взглядами они уставились на людей, толпящихся на помосте.
Это были женщины, или, по крайней мере, в данный момент времени они имели женский облик. Ростом повыше ее, худые и прямые как палки, на головах — широкополые шляпы с вуалетками, целиком скрывающими лица. Их платья переливались на солнце — может, они были синими, может, голубыми, а может, и зелеными. Или вообще разноцветными. Трудно было сказать наверняка. При малейшем движении ткань меняла цвет.
Матушка никак не могла разглядеть их лица.
Значит, ведьмы в Орлее все-таки есть. Во всяком случае, одна.
Донесшийся со стороны помоста звук заставил ее обернуться.
И она сразу поняла, почему люди в Орлее такие тихие и любезные.
Матушке доводилось слышать, что в заграничных краях есть страны, где ворам рубят руки, чтобы нечем было воровать. Такой подход она никогда не одобряла.
В Орлее этого не делали. Тут сразу отрубали головы, чтобы о воровстве нельзя было даже помыслить.
Теперь матушка доподлинно знала, где находятся ведьмы в Орлее.
Они находились у власти.
Маграт наконец добралась до задней двери. Та была распахнута настежь.
Она постаралась взять себя в руки. Постучалась, этак вежливо и робко.
— Э-э-э, — начала было Маграт.
И тут ей прямо в лицо выплеснули целое ведро грязной воды. Сквозь рев водного потока, оглушительно звенящий в залепленных мыльной пеной ушах, до нее донесся чей-то голос:
— Ой, прости. Не знала, что здесь кто-то есть.
Маграт протерла глаза и попыталась сфокусировать взгляд на расплывчатой фигуре, стоящей перед ней. Если рассудить, куда должно двигаться повествование, то…
— Тебя случаем не Эллой зовут? — спросила она.
— Верно. А ты кто?
Маграт оглядела свою новообретенную крестницу с головы до ног. Это была самая привлекательная из когда-либо виденных Маграт девушек: кожа коричневая, как орех, волосы светлые, едва ли не белые, — комбинация не столь уж необычная в городе с такими простыми и вольными нравами, какие некогда царили в Орлее.
И что же обычно говорят в подобные моменты?
Маграт стряхнула с носа стружку картофельной шелухи.
— Я твоя фея-крестная, — сообщила она. — Хотя, конечно, звучит очень глупо, я и сама это чувствую…
Элла недоверчиво уставилась на нее.
— Ты?
— Угу. Я. У меня и палочка есть, и все прочее.
Маграт на всякий случай помахала палочкой у девушки перед носом, надеясь, что это хоть отчасти ее убедит. Не убедило.
Элла склонила голову набок.
— А я всегда думала, что феи-крестные должны появляться в вихре искорок и под звон колокольчиков, — подозрительно сказала она.
— Видишь ли, в чем дело… Тебе, конечно, дают волшебную палочку, — в отчаянии попыталась объяснить Маграт. — Но об инструкциях почему-то всегда забывают.
Элла наградила ее еще одним испытующим взглядом.
— Что ж, может, в таком случае зайдем в дом? — наконец предложила она. — Я как раз собиралась попить чаю.
Переливающиеся женщины уселись в открытую коляску. Несмотря на свою красоту, ходили они, как заметила матушка, очень неуклюже.
Впрочем, ничего удивительного. Просто они не привыкли пользоваться ногами.
А еще матушка обратила внимание, что на коляску никто не смотрит. Не то чтобы ее не видели. Нет, люди не позволяли своим взглядам упасть на нее, как бы сознавая, что до добра это не доведет.
Лошади в волнении переступали с копыта на копыто. Чутье у них было более острым, чем у людей. Они знали, что сидит у них за спиной, и это им совсем не нравилось.