Когда и третья попытка закончилась ничем, барон рассмеялся. Затем поднял трость. К нему бросились двое придворных.
Лили Ветровоск, все еще отступая, оказалась у подножия главной лестницы.
Барон шагнул вперед.
— Хотите испробовать что-нибудь еще, благородная госпожа? — осведомился он.
Лили подняла обе руки.
Все три ведьмы явственно ощутили, как она пытается сконцентрировать вокруг себя всю энергию.
Тем временем во дворе единственный оставшийся на ногах стражник вдруг понял, что сражается уже не с человеком, а всего-навсего с разъяренным котом. Впрочем, вряд ли это принесло большое облегчение. Это просто означало, что у Грибо появилась дополнительная пара когтистых лап.
Принц вскрикнул.
То был долгий, слабеющий вскрик, который завершился кваканьем, раздающимся откуда-то с уровня пола.
Барон Суббота сделал еще один шаг, занес ногу и с силой опустил ее. Квак оборвался.
Барабаны неожиданно замолчали.
И вот после этого наступила настоящая тишина, нарушаемая лишь шелестом платья взбегающей вверх по лестнице Лили.
— Благодарю вас, уважаемые дамы, — произнес чей-то голос позади ведьм. — А теперь будьте так добры, пропустите меня, пожалуйста!
Они оглянулись. Это была госпожа Гоголь, держащая за руку Золушку. На плече у нее висела пухлая, ярко расшитая сумка.
Миновав ведьм, колдунья вуду спустилась по лестнице и провела девушку сквозь безмолвствующую толпу.
— Это тоже неправильно, — вполголоса заметила матушка.
— Что? — спросила Маграт. — Что неправильно?
Барон Суббота стукнул тростью о пол.
— Вы меня знаете, — сказал он. — Вы все меня знаете. И вам известно, что меня убили. Но сейчас я снова здесь. Меня подло убили, а что сделали вы?…
— А что, интересно, сделала ты, госпожа Гоголь? — пробормотала матушка. — Нет, так дело не пойдет…
— Тс-с, а то не слышно, что он говорит, — прошипела нянюшка.
— Он говорит, что сейчас они могут выбирать, кто будет править — снова он или Золушка, — подсказала Маграт.
— Они выберут госпожу Гоголь, — пробурчала матушка. — И она станет одной из этих, как их, сирых кардинаторов.
— Ну, не так уж она и плоха… — заметила нянюшка.
— Конечно, в своем болоте она не так уж и плоха, — согласилась матушка. — Когда есть кто-то, кто может уравновесить ее, она действительно не так уж плоха. Но вот если госпожа Гоголь начнет всему городу указывать, что делать… Это неправильно. Волшебство — вещь слишком важная, чтобы с его помощью управлять людьми. Кроме того, Лили просто убивала людей — а госпожа Гоголь, убив, еще заставит их колоть дрова и заниматься ее хозяйством. По мне так, коли прожил ты тяжкую жизнь, значит, хоть после смерти имеешь право отдохнуть.
— Лежи себе да радуйся, вроде того, — кивнула нянюшка.
Матушка оглядела свое белое платье.
— Жаль, одета я неподходяще, — покачала головой она. — Ведьме пристало ходить в черном.
Она спустилась по лестнице в зал, поднесла руки ко рту и крикнула:
— Ау-у-у! Госпожа Гоголь!
Барон Суббота замолчал. Госпожа Гоголь кивнула матушке.
— Слушаю, госпожа Ветровоск.
— Господина никогда не было, так что зови меня лучше матушкой, — огрызнулась та, а потом продолжила несколько более спокойно: — Ты сама прекрасно знаешь, что все это неправильно. Королевой должна быть она, и это справедливо. Чтобы помочь ей, ты воспользовалась магией, и это тоже правильно. Но на этом и нужно остановиться. Что будет дальше, уже ее дело. Нельзя постоянно исправлять все с помощью магии. С помощью волшебства можно лишь не давать кому-то творить зло.
Госпожа Гоголь выпрямилась во весь свой внушительный рост.
— Да кто ты такая, если указываешь мне, что я здесь могу делать, а чего не могу?
— Мы ее крестные, — ответила матушка.
— Точно, — кивнула нянюшка Ягг.
— У нас и волшебная палочка есть, — добавила Маграт.
— Матушка Ветровоск, ты же ненавидишь крестных, — усмехнулась госпожа Гоголь.
— Мы относимся к другому их типу, — пожала плечами матушка. — Мы даем людям то, что они действительно хотят, а не то, что, как нам кажется, они должны хотеть.
Удивленные гости беззвучно зашевелили губами, повторяя и переваривая только что услышанное.
— В таком случае свою роль крестных вы уже сыграли, — парировала госпожа Гоголь, которая соображала быстрее остальных. — И сыграли замечательно.
— Ты невнимательно слушала, — упрекнула матушка. — Крестные бывают самые разные. Она может оказаться хорошей правительницей. А может оказаться плохой. Но выяснить это она должна самостоятельно. Без какого-либо вмешательства извне.
— А что, если я скажу нет?
— Наверное, нам тогда придется продолжить исполнять свои обязанности крестных, — промолвила матушка.
— Да ты хоть представляешь, сколько мне пришлось трудиться, чтобы победить? — надменно вопросила госпожа Гоголь. — Знаешь, сколького я себя лишила?
— Зато теперь ты выиграла. Стало быть, делу конец, — сказала матушка.
— Ты что, матушка Ветровоск, бросаешь мне вызов?
Несколько мгновений матушка колебалась, но потом расправила плечи. Ее руки чуть разошлись в стороны — едва заметно. Нянюшка и Маграт немного отодвинулись от нее.
— Если тебе так хочется.
— Мое вуду против твоей… головологии?
— Как пожелаешь.
— А какова ставка?
— Больше никакой магии в орлейских делах, — решительно ответила матушка. — Никаких сказок. Никаких крестных. Люди должны сами решать — что добро, а что зло, что правильно, а что неправильно.
— Идет.
— И ты отдаешь мне Лили Ветровоск.
Госпожа Гоголь так шумно набрала воздуха в грудь, что это было слышно во всем зале.
— Никогда!
— Гм, вот как? — спросила матушка. — Стало быть, ты все-таки боишься проиграть?
— Просто не хочется прибегать к крайним мерам, матушка Ветровоск, — ухмыльнулась госпожа Гоголь. — Ведь тебе может быть больно.
— Вот и не прибегай к ним, — согласилась матушка. — Я очень не люблю, когда мне больно.
— Я против поединков, — встряла вдруг Элла. Обе соперницы взглянули на нее.
— Теперь ведь она правительница, верно? — осведомилась матушка. — Значит, мы должны ее слушаться?
— Я покину город, — сказала госпожа Гоголь, снова поворачиваясь к матушке, — но Лилит моя.
— Нет.