Мелкие боги | Страница: 1

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Большинство людей живут, как жили: надеются, что завтра будет не хуже, чем сегодня, что их дети будут жить лучше, чем они. Многие, к примеру, считают, что хозяйка на Кухне Будущего возьмет таблетку, положит ее на блюдо, поставит это блюдо в плиту, нажмет несколько кнопок и получит огромный праздничный торт. Нам говорили, что именно так будет выглядеть наша жизнь в пятидесятых, затем в шестидесятых и, наконец, в семидесятых годах. Странно, но мы чрезвычайно плохо предвидели именно те события, которые произошли на самом деле.

Я вновь и вновь возвращаюсь к одной и той же мысли: мы живем в невероятном, фантастическом мире, хотя и не осознаем этого.

Терри Пратчетт

Давайте рассмотрим черепаху и орла.

Черепаха – существо, живущее на земле. Ближе к земле жить невозможно, если, конечно, не закопаться в нее. Черепашьи горизонты ограничены несколькими дюймами, а скорость передвижения вполне достаточна, чтобы догнать лист салата. Пока вся эволюция мчалась вперед, черепаха выжила за счет того, что не представляла ни для кого практически никакой угрозы, в то время как съесть ее было достаточно трудно.

Ну а орел? Это существо неба и горных вершин, поле зрения которого простирается до самого края мира. Зрение орла настолько остро, что он с полумили замечает шевеление мелкого писклявого существа. Абсолютная сила, абсолютный контроль. Молниеносная смерть на крыльях. Острые когти и клюв позволяют съесть все, что меньше размером, и урвать кусок того, что размером побольше.

Тем не менее, орел часами сидит на скале и обозревает свои владения, пока не заметит движение вдали и не начнет концентрировать, концентрировать, концентрировать свой взгляд на маленьком панцире, движущемся по пустыне. Вот он взлетает…

И буквально через минуту черепаха чувствует, как мир ее куда-то падает. А потом она видит все тот же мир, но не в дюйме от носа, а с высоты пяти тысяч футов и думает: «Надо же, какого замечательного друга приобрела я в лице орла».

А затем орел ее отпускает.

И почти всегда черепаха падает на землю. Каждый знает, почему черепаха падает. Сила тяжести – это привычка, от которой трудно отказаться. Но никто не знает, почему так поступает орел. Черепаха – не самый плохой ужин, но, если учитывать все приложенные усилия, практически любая другая еда может показаться не менее вкусной. Скорее всего, орлы просто получают удовольствие от мучений черепахи.

Чего орел не осознает, так это того, что на самом деле он является активным участником грубого естественного отбора.

Когда-нибудь черепаха научится летать.


Эта история произошла в пустыне янтарного и оранжевого цвета. Когда она началась и закончилась, сказать проблематично, но по крайней мере одно из ее начал состоялось в тысячах миль от той пустыни – высоко-высоко в горах, что раскинулись вокруг Пупа [1] .

Одним из насущных философских вопросов является следующий:

«Предположим, в лесу падает дерево, так производит ли оно шум, если его никто не слышит?»

Сама постановка вопроса немало говорит о природе философов, ведь в лесу всегда кто-нибудь есть. Это может быть барсук, недоумевающий, что это там так затрещало, или белка, несколько удивленная тем, что весь пейзаж вдруг перевернулся вверх ногами. В общем, обязательно кто-нибудь да есть. А если дело происходит в самой чаще, то шум рухнувшего дерева услышат миллионы мелких богов.

События происходят, одно за другим. Им совершенно все равно, кто о них что знает. Но вот история… с историей дело обстоит по-другому. История требует наблюдения, в противном случае она перестает быть историей и становится… э-э… становится событиями, происходящими одно за другим.

Кроме того, историей нужно управлять, в противном случае она может превратиться во что угодно. Потому что история, вопреки всяческим популярным теориям, – это прежде всего короли, даты и битвы. Все должно происходить в строго определенное время, что достаточно трудно. В объятой хаосом вселенной много чего случается не вовремя. Боевой конь генерала запросто может потерять подкову, кто-то не расслышит приказ, или курьера, перевозящего жизненно важное сообщение, перехватят по дороге грозные мужики с дубинами и денежными проблемами. А еще существуют всякие нелепые небылицы, которые паразитируют на древе истории и стараются изогнуть его по-своему.

Однако у истории есть свои опекуны.

Они живут… в общем-то, они живут где попало, но их духовный дом находится в скрытой от глаз долине, что затерялась в Овцепикских горах Плоского мира. В этой долине хранятся книги истории.

Исторические книги бывают разные. Есть такие, которые нашпигованы событиями прошлого, будто кляссеры марками. Но эти книги – другие. Из них происходит сама история. Всего здесь книг двадцать тысяч; каждая высотой десять футов, переплетена в свинец, а буквы на страницах настолько мелкие, что их можно разглядеть только через увеличительное стекло.

Есть такое выражение: «Как говорится…» Ну так вот, говорится это именно здесь.

Метафор на свете значительно меньше, чем принято полагать.

Каждый месяц аббат и два старших монаха спускаются в пещеру, где хранятся книги. Сначала это являлось обязанностью только верховного аббата, но потом ему навязали двух прислужников – после достойного сожаления происшествия с пятьдесят девятым аббатом, который, ставя по мелочи на исход разных событий, сделал порядка миллиона долларов, прежде чем его поймали за руку.

Кроме того, спускаться сюда одному небезопасно. Концентрированная История, хранящаяся здесь и бесшумно просачивающаяся отсюда в мир, может быть опасной. Время – тот же наркотик. Передоз времени – и вы покойник.

Четыреста девяносто третий аббат сложил на груди морщинистые руки и обратился к одному из своих самых старших монахов, которого звали Лю-Цзе. Чистый воздух и лишенная волнений жизнь в долине способствовали тому, что все монахи были старше некуда. Кроме того, когда работаешь с самим Временем, э-э… время летит незаметно.

– Страна называется Омнией, – сказал аббат. – И расположена она на Клатчском побережье.

– Я помню, – кивнул Лю-Цзе. – Паренек по имени Урн, да?

– События подлежат… тщательному наблюдению, – добавил аббат. – Возникли затруднения. Свобода воли, предопределение… торжество символов… поворотные точки истории… В общем, ты сам все знаешь.

– Не бывал в Омнии уже лет семьсот, – покачал головой Лю-Цзе. – Засушливая державка. Во всей стране и тонны плодородной почвы не наберется.

– Медлить нельзя, – напомнил аббат.

– Я возьму с собой горы, – сказал Лю-Цзе. – Климат там для них самый благоприятный.