Он поудобнее устроился на панцире Ома.
Ом полз по песку, периодически останавливаясь, чтобы в очередной раз рявкнуть на непрошенного пассажира.
Брута прошел здесь.
Но впереди, как остров из моря, из песка торчала скала, протянувшаяся до самой кромки воды. Мальчишка вряд ли смог бы перелезть через нее. И правда, следы на песке повернули вглубь суши, в пустыню.
– Идиот!
Ом карабкался по склону бархана, глубоко зарываясь лапами в песок, чтобы не соскользнуть вниз. На противоположном склоне следы превратились в длинную борозду. Здесь Брута, очевидно упал. Ом втянул лапы и покатился, как на санях, вниз.
Следы опять повернули. Вероятно, он подумал, что, обойдя следующий бархан, он окажется другую сторону скалы. Ом хорошо знал пустыню и знал также то, что подобное логическое мышление применяли тысячи выбеленных солнцем, затерянных в пустыне скелетов.
Тем не менее он двинулся по следу, ободренный кратким промежутком тени от бархана, который скрыл садившееся солнце.
Он обогнул бархан – и точно, здесь следы нескладным зигзагом пошли вверх, отклонившись градусов на девяносто от нужного курса. Все верно. В пустынях иначе не бывает. У них свой центр тяжести. Они засасывают тебя в самый центр.
Брута снова тащился вперед, одной ослабевшей рукой придерживая Ворбиса. Остановиться он не смел. Иначе бабушка обязательно выпорет его. А тут еще в очередной раз возник брат Нюмрод, который то появлялся, то исчезал в его сознании.
– Я в тебе разочаровался, Брута. М-м-м?
– Хочу… воды…
– …Воды, – повторил брат Нюмрод. – Верь в Великого Бога!
Брута сосредоточился. Нюмрод исчез.
– Великий Бог? – позвал он.
Где-то должна быть тень. Не может же пустыня тянуться вечно.
Солнце быстро село. Ом знал, что еще какое-то время песок будет излучать тепло и черепаший панцирь будет это тепло сохранять, но потом наступит горькая ночь в пустыне.
Когда он нашел Бруту, на небе уже начинали появляться звезды. Ворбис валялся чуть раньше.
Ом подполз к уху Бруты:
– Эй!
Ни звука, ни движения. Ом осторожно толкнул панцирем голову Бруты, а потом посмотрел на потрескавшиеся губы. Сзади донеслось щелканье клюва.
Это скалби исследовал пальцы ног Бруты, но вынужден был прекратить это занятие, поскольку на его лапе сомкнулись черепашьи челюсти.
– Я же гофорил тебе отфалить!
Скалби в панике что-то проорал и попытался улететь, но в его лапу вцепилась полная решимости довести дело до конца черепаха. Ома проволокло несколько футов по песку, прежде чем он наконец разжал челюсти.
Ом попытался сплюнуть, да только черепашья пасть не предназначена для такого занятия.
– Эти птицы! Ненавижу! Всех до одной! – сказал он ночному воздуху.
Скалби укоризненно взирал на него с гребня бархана. Он взъерошил те несколько сальных перьев, что у него были, с таким видом, будто готов был ждать всю ночь. Да и вообще сколько потребуется.
Ом подполз к Бруте. По крайней мере, парень еще дышит.
Вода…
Бог обдумал проблему. Можно выжать воду из камня. Это один из способов. Заставить ее течь сюда… нет проблем. Дело только в молекулах и векторах. Вода имеет врожденную тенденцию течь. Главное – позаботиться о том, чтобы она текла сюда, а не туда. Никаких проблем для бога, пребывающего в хорошей форме.
Но как решить эту проблему, если ты – черепаха?
Черепашка сползла к подножию бархана и некоторое время ползала там взад-вперед. Наконец она нашла нужное место и принялась рыть песок.
* * *
Как все нелепо. Только что было обжигающе жарко, а теперь он замерзал.
Брута открыл глаза. На него смотрели ослепительно белые звезды пустыни. Язык, казалось, заполнил весь рот. О чем он думал, перед тем как?…
Вода.
Он перевернулся. Сначала голоса звучали внутри его головы. Теперь они раздавались где-то вовне. Они были едва слышны, но тем не менее эхом отзывались в залитых звездным светом песках.
Брута с трудом подполз к подножию бархана. Там он увидел какую-то кучку, вернее, несколько кучек, из-под одной из которых доносился чей-то приглушенный голос. Он подполз ближе.
И увидел дыру в куче песка. Глубоко под землей кто-то ругался. Слов было не разобрать, так как звук отражался от стенок тоннеля, но ошибиться в их смысле было невозможно.
Брута прижался к земле и стал наблюдать.
Через несколько минут из дыры показался Ом, заляпанный тем, что Брута назвал бы грязью – если бы они не находились посреди пустыни.
– А, это ты, – сказала черепашка. – Оторви-ка кусок рясы и дай мне.
Брута, будто бы во сне, повиновался.
– Позволь заметить, – продолжил Ом, – ковыряться там – это тебе не пикник.
Зажав кусок ткани челюстями, он попятился и исчез в дыре. Через пару минут он вновь появился на поверхности, все с той же тряпкой во рту.
Ткань была пропитана водой. Брута направил капли живительной влаги в рот. У нее был вкус грязи, песка и дешевого коричневого красителя, на он готов был выпить целый галлон. Он готов был нырять и плавать в луже такой воды.
Он оторвал еще один кусок рясы и передал Ому.
Когда Ом опять вылез из дыры, Брута стоял на коленях рядом с Ворбисом.
– Шестнадцать футов, черт побери! Целых шестнадцать проклятых футов! – закричал Ом. – Не трать на него воду! Он разве еще не издох?
– У него жар.
– Избавь его от страданий.
– Мы должны доставить его в Омнию.
– Думаешь, нам это удастся? Без еды? И без воды?
– Но ты нашел воду. Воду в пустыне.
– Никакого чуда в этом нет, – фыркнул Ом. – Здесь, у берега, иногда выпадают дожди. Ливневые паводки. Высохшие русла рек. Водоносные пласты, наконец.
– А мне это кажется чудом, – прохрипел Брута. – И не перестает таковым быть – даже несмотря на то, что у тебя есть ему объяснение.
– Но еды тут точно нет, можешь мне поверить, – рявкнул Ом. – Жрать здесь абсолютно нечего. Даже в море, если мы, конечно, сможем его найти. Кто-кто, а я-то знаю, что такое пустыня. Гряды скал, которые заставляют тебя сбиться с пути. Барханы, перемещающиеся в ночи… львы… и прочие твари…
…Например, боги.
– И что ты предлагаешь? – спросил Брута. – Сам говорил, что лучше быть живым, чем мертвым. Хочешь вернуться в Эфеб? Думаешь, нас там с радостью примут?
Ом промолчал.
Брута кивнул: