Он впервые выжал сцепление. Это было легко.
— Прошу прощения, — сказал он стоящим у него на пути. Он предпочел газануть, а не гудеть.
Когда Кайе вывел машину на шестиполосную магистраль, он перестал чувствовать себя самозванцем в этом мире. Он был такой же его частью, как облака и море. Со снисходительной усмешкой бога, путешествующего инкогнито, он позволил «Кадиллаку» с откинутым верхом проехать мимо него. Симпатичная девушка, сидевшая за рулем машины, улыбнулась ему.
Кайе слегка нажал на газ и пронесся мимо девушки. Он засмеялся, увидев в зеркало заднего вида, как она превратилась в пятнышко. Стрелка температуры поползла вверх. Кайе сбавил скорость «Мариттима–фраскати» и тут же простил себя. Только разок — можно рискнуть. Вот это жизнь!
Девушка и «Кадиллак» снова проехали мимо него. Она улыбалась и пренебрежительно указывала на крышку своего капота. Ей нравилась его машина. Она ненавидела свою.
У въезда на идущую по кругу дорогу к отелю, девушка посигналила, помахала рукой и свернула внутрь. «Мариттима–фраскати» последовала за ней, мурлыча при въезде на стоянку, будто она приехала домой. Человек в униформе помахал рукой, ласково улыбнулся и указал Кайе место рядом с «Кадиллаком». Кайе проследил, как девушка исчезла в вестибюле, каждым своим шагом приглашая следовать за ней.
Когда Кайе проходил по площадке, усыпанной белым гравием, на солнце наползло облако и, вздрогнув от неожиданного холода, Кайе замедлил шаг. Он снова почувствовал себя самозванцем в этом мире. Он остановился на ступеньках вестибюля и посмотрел через плечо на машину. Низкая, утонченная, пожирающая расстояние машина ожидала своего хозяина — Кайе Хиггинса.
Умывшись, Кайе спустился в прохладный вестибюль. Девушка в одиночестве сидела в угловой кабинке. Она, опустив глаза, развлекалась, играя палочками для размешивания коктейлей. В комнате не было больше никого, кроме бармена, который читал газету.
— Кого–то ищешь, сынок?
Сынок? Кайе показалось, что он въехал на «Мариттима–фраскати» прямо в бар. Хотелось надеяться, что девушка не слышала.
— Дайте мне джин с тоником, — сказал он холодно, — и не забудьте лайм.
Девушка подняла глаза. Кайе панибратски улыбнулся, у него было преимущество в лошадиных силах, на дороге.
Удивившись, девушка снова наклонила голову и вернулась к своим палочкам.
— Получай, сынок, — сказал бармен, ставя перед ним выпивку. Он схватил свою газету и уткнулся в нее.
Кайе сделал глоток, прокашлялся и сказал девушке:
— Хорошая погода.
Девушка будто бы и не слышала, что Кайе что–то сказал. Кайе обернулся к бармену, как если бы с самого начала обращался к нему.
— Вы любите ездить на машине?
— Иногда, — сказал бармен.
— Такая погода дает человеку почувствовать, что в самом деле можно выжать из его машины.
Бармен, не отвечая, перевернул страницу.
— Но я еще пока только укрощаю свою и не должен превышать пятидесяти.
— Полагаю, так и надо.
— Соблазн велик, если знаешь, что она точно делает сто тридцать.
Бармен раздраженно опустил газету.
— О чем это вы?
— О моей новой машине, моей «Мариттима–фраскати».
Девушка заинтересованно подняла голову.
— Ваше что? — сказал бармен.
— Моя «Мариттима–фраскати». Это итальянская машина.
— Название точно не американское. Вы у кого шофером?
— У кого я шофером?
— Ага. Кто ее хозяин?
— Как вы думаете, кто ее хозяин? Я ее хозяин.
Бармен снова поднял газету.
— ОН ее хозяин. Он ее хозяин, и она делает сто тридцать. Счастливый паренек.
В ответ Кайе повернулся к нему спиной.
— Хелло, — сказал он девушке и подумал, что сказал это слишком уверенно. — Как Кад обходится с вами?
Девушка засмеялась.
— Мой автомобиль, мой жених или мой отец?
— Ваш автомобиль, — сказал Кайе, почувствовав себя дураком, который не смог найти ответа поостроумней.
— Кады всегда хорошо со мной обходятся. Я теперь вас вспомнила. Это вы были в той миленькой голубой штучке с желтыми сиденьями. Я как–то не связала вас с той машиной. Вы с ней так не похожи. Как вы ее называли?
— «Мариттима–фраскати».
— М–м. Никогда не смогу это произнести.
— В Европе эта машина очень известна, — сказал Кайе. Все шло как по маслу. — Знаете, она дважды выигрывала гонки в Авиньоне.
Она улыбнулась чарующей улыбкой.
— Нет! Я этого не знала.
— Ручаюсь, что идет со скоростью сто тридцать.
— Господи! Я и не думала, что машина может развивать такую скорость.
— Таких в стране только двенадцать.
— Всего–то? Позволено ли мне спросить, сколько стоит эта великолепная машина?
Кайе вытянулся у стойки.
— Готов ответить. Кажется, что–то между пятью и шестью.
— О, вот как? Точно между тем и этим…
— О, я думаю, она того стоит. У меня нет ощущения, что я выбросил деньги на ветер.
— Это существенно.
Кайе радостно кивнул и уставился в изумительные глаза, в которых он видел бездну восторга. Он открыл рот, чтобы сказать что–нибудь еще, чтобы продолжать и продолжать восхитительную игру, как вдруг обнаружил, что ему нечего сказать.
— Славная погодка.
В ее взгляде промелькнула скука.
— Не скажете ли, который час? — спросила она у бармена.
— Да, мэм. Семь минут пятого.
— Что вы сказали? — спросил Кайе.
— Четыре, сынок.
Прокатиться, подумал Кайе, может быть, она хочет прокатиться.
Распахнулась дверь. Бодрый, уверенный в себе, привлекательный молодой человек в теннисных шортах, прищуриваясь, с улыбкой оглядел комнату.
— Марион! — воскликнул он. — Слава богу, ты еще здесь. Ты просто ангел, что дождалась меня!
Ее лицо излучало обожание.
— Ты не так уж сильно опоздал, Пол. Я тебя прощаю.
— По глупости дал себя вовлечь в парную игру, и это длилось бесконечно. В конце концов я просто бросил играть. Я испугался, что потеряю тебя навсегда. Чем ты занималась, пока ждала меня?
— Дай вспомнить. Ну, я играла с палочками для размешивания коктейля и, ух — ууууух! Я познакомилась с чрезвычайно интересным джентльменом, у него машина, которая едет со скоростью сто тридцать миль в час.
— Ну, дорогая, тебя ловко обманули, этот джентльмен наврал насчет своей машины.