Впрочем, разве поймешь все, что они сделали во время полета? Человек и самолет. То же самое испытывали и переживали каждый божий день другие летчики. Хорошо то, что лично можешь отчитаться за выполненный полет. Разве у всех такая удача? Чуть ли не ежедневно слышишь об авариях.
Не все возвращались с боевых вылетов. Если пилот легко отделался, практически цел и невредим, он по праву считает себя счастливым. Так почему бы ему не поболтать со своим самолетом?
Аким поставил себе задачу научиться летать лучше других летчиков. Решил, значит, надо сделать. Он поднимался в воздух в любую погоду. И настолько свыкся со своим «Ньюпором», что чувствовал себя в нем так же спокойно, как и на земле.
Однажды во время очередного вылета недалеко от Поплавкова в воздухе разорвался зенитный снаряд. Аэроплан дернуло, словно его схватила невидимая исполинская рука. Машина чуть не свалилась в штопор. Летчик с трудом удержал воздушного скакуна на прежнем курсе. Несколько рваных дыр от осколков в крыльях и фюзеляже не в счет. Техники на аэродроме залатают в два счета. Главное — тяги рулей и закрылков не перебиты и летчик цел. Ни царапинки, только непрекращающийся гул в голове. Контузило. Курносая с косой лишь подняла голову в небе на мгновение, ожгла взглядом и опять вернулась к земным делам. Сегодня времени на авиаторов у нее не было. Знай успевай маши косой, собирай жатву. Под крылом самолета на грешной земле, изрытой язвами воронок и шрамами траншей, стянутых рядами колючей проволоки, сцепились в один рычащий клубок русские и немецкие войска. Одни наступали, другие не стали отсиживаться в обороне, дожидаясь, когда ворвутся в их окопы и блиндажи солдаты в касках с пикой наверху, и дерзко контратаковали. В рукопашном месиве «принимали» врага на штык, бились прикладами, штурмовыми ножами, саперными лопатками, рукоятками пистолетов. Сойдясь лицом к лицу, на перезарядку времени не было. Вид крови и крики умирающих никого не пугали, наоборот, прибавляли ярости, казалось, сейчас кровь закипит от бешеных доз адреналина…
Самолет починили в тот же день. Фельдшер после медицинского осмотра от полетов не отстранил. Лишь заткнул в уши тампоны из серой ваты, смоченные борной кислотой. Практически здоровый офицер. Зрачки не расфокусированы. Небольшой нервный тик на обожженной скуле. Если специально не приглядываться, то совсем незаметно. Почти здоровый нормальный офицер. А вы встречали полностью нормальных офицеров-добровольцев в действующей армии? Инстинкт самосохранения для любого разумного существа еще никто не отменял. Добровольно идти на смерть. Постоянно быть готовым убивать себе подобных, быть убитым — это, знаете ли, уже отклонение от нормы.
После этой контузии у Поплавкова появилось особое интуитивное понимание, что может случиться с человеком, отправляющимся на задание. Какое? Он и сам не смог бы толком объяснить. Словно на краешке сознания вокруг человека начинали кружить смазанные черные ветерки. Иногда их можно было углядеть в виде мимолетных темных сполохов, иногда как черная воронка крошечного вихря. По заказу вестники беды ни разу не появлялись. Миг — и снова исчезали. У них было свое расписание. Могли отметить человека, а могли и нет. Но если Аким их видел, то уж точно не стоило ждать ничего хорошего тому, вокруг кого они крутились. Сначала он попытался объяснить свои видения хронической усталостью и нервным напряжением. Потом уловил закономерность: чем дольше они появлялись, тем большая опасность подстерегала человека. Секундное появление черного ветерка предвещало ранение или увечье. Три-четыре секунды — и можно было смело идти исповедоваться к полковому священнику и садиться писать завещание. Поплавков никому об этом не рассказывал. Один лишь раз проболтался по пьянке, но собутыльники, похоже, все списали на нервное напряжение и дрянной спирт ректификат. Боялся, что определят в сумасшедшие и отправят в тыл. А еще, что хуже, посчитают симулянтом. Больше всего он боялся прослыть трусом, боялся этого больше смерти. Лучше попасть в категорию контуженых, чем стать официальным дезертиром.
Ни новенькая форма с кожаной скрипучей портупеей, ни необмятые погоны прапорщика с двумя маленькими золотыми звездочками, ни офицерский оклад с высоким коэффициентом за каждый вылет в боевых условиях не были для прапорщика Поплавкова главными условиями в службе. Ему нравился сам полет. А тут еще почет и уважение. В союзниках лишь небо, ветер и раскаленный ствол пулемета. Что еще нужно для боевого летчика-одиночки? Может быть, поспать лишний час после утренней побудки, фальшиво сыгранной горнистом, если выдастся такая возможность.
Практически каждый день военлет Поплавков поднимался в воздух. Но его самолет был так изношен, что чаще приходилось летать на чужих. А когда взлетал на своем «Ньюпоре», то старался держаться ближе к линии фронта, выполняя задания по фотосъемке вражеских траншей. Он опасался не немцев, а того, что самолет может выйти из строя. Тогда оставался шанс спланировать на свою территорию.
Самым большим злом была разнотипность самолетов. В авиаотряде были «Спады», «Фарманы», «Морисс-Фарманы», «Вуазены», «Ньюпоры».
Русская авиация целиком зависела от закупок за рубежом. Не было отечественных самолетов «Святогор» и «Илья Муромец». По своим летным и боевым качествам они, сконструированные русскими инженерами, превосходили все иностранные образцы. Но строились эти самолеты в ничтожном количестве…
Нередко случалось и такое: число самолетов по штатной норме, а летать не на чем. Аэропланы вышли из строя, а для их ремонта нет запасных частей.
В отряде редко получали полностью положенный авиабензин. С трудом удавалось правдами и неправдами выцарапывать с армейских складов у прижимистых интендантов хотя бы газолин. Летали на невероятных смесях, состав которых сами же придумывали. Комбинировали в различных пропорциях ректифицированный спирт, метиловый спирт… В самолете вонь, будто на винокурне. Надышишься в полете отработанными газами, вылезая из самолета, шатаешься, как пьяный. Летчики грустно шутили: «С таким горючим коктейлем нельзя летать без закуски». Заматывали лицо шарфами по самые очки-консервы. От этого авиаторы приобретали лихой вид, напоминая ковбоев из книг Фенимора Купера. Помогало плохо, приземлившихся летчиков продолжало качать, как первопроходцев с Дикого Запада, только что вывалившихся из салуна…
Наступило лето 1916 года. Львов и Перемышль, занятые в боях к 1914–1915 годам, были вновь отбиты немецкими и австрийскими войсками. Немцы захватили все укрепрайоны в Польше. Пала Варшава. Русские войска оставили Литву. Вместо активных боевых действий наступила позиционная война. Прошлые неудачи, тяжелая обстановка в стране убивали все живое в армии. Кадровых офицеров к тому времени осталось мало. Большинство из них перебили в начале войны, когда был пик активных боевых действий, а о сохранении кадрового резерва никто в Генштабе не позаботился. Уже к середине второго года войны основная масса офицеров состояла из так называемых офицеров военного ведомства. Бывшие студенты принимали под свое командование взвода и роты. Пламенное желание послужить Отечеству никак не могло компенсировать отсутствие боевого опыта и военных знаний. Тыловое обеспечение действующей армии становилось критическим. Эффективность деятельности интендантов стремилась к нулю.