Каменный инквизитор — это не «один из погибших», а «тот самый» — тот самый брат, который разорван в клочья в лесной чаще, провалившийся в драконью воронку в песках Туркестана, не вернувшийся из катакомб… Живым инквизиторам трудно сказать о нем «он», только «был». Они не могут сходить к нему на могилу. В Корпусе не собирались создавать себе кумира или окружать свои дела и служение ореолом мистики. Это все для обывателей. Им не надо подкидывать слухов. Для себя инквизиторы не собирались придумывать полуоккультную «религию победителей». Они считали это ниже своего достоинства.
Нельзя переступать границу, за которой прикосновение к прошлым победам извращает инквизитора в сверхчеловека. Того, который стоит над добром и злом. Памятник инквизитору — это связующая ниточка простого «ты», соединяющего живых и мертвых…
На следующий день после установки памятника (рабочие еще не успели затереть цементный раствор между плитами) с болот прилетел вороненок Поначалу он нарезал круги в небесной высоте, а потом спикировал вниз точно на плечо каменному инквизитору, замершему в последнем шаге в неизвестность. Ворон осторожно переступил лапами на плече и так сидел некоторое время. Издалека, если не присматриваться, памятник походил на моряка с попугаем на плече, не то отставшего от своей каравеллы, не то обретшего последнюю пристань. Ворон стал изредка прилетать, чтобы посидеть на плече каменного друга. Вел себя достойно в отличие от голубей, монумент «не красил» и подачек у людей не выклянчивал. По молчаливому согласию инквизиторы черную птицу не прогоняли, но и специально не прикармливали. Прилетит, посидит себе и улетит восвояси. Пернатый прилетал к скульптуре по лишь ему одному известному графику. Могла пройти пара месяцев, а мог и год. Если ворон прилетал в день выпуска, когда во внутреннем дворе стояли шеренги неофитов, которые станут в этот день настоящими инквизиторами, это считалось хорошей приметой. Птица не знала, что и молодые, и Старшие братья между собой называют его «наш Каркуша»!
В отличие от юнкеров — выпускников военного училища неофиты спецшколы, которые сегодня станут инквизиторами, вид имели неприглядный: осунувшиеся, бледные лица, темные круги под глазами. Краше в гроб кладут, так сказал бы сторонний наблюдатель, вглядевшись в лица выпускников. Старший инквизитор, начальник училища, поправил бы, что их недавно, перед самым построением, достали из настоящих гробов, предварительно откопав из-под земли с двухметровой глубины…
* * *
Незадолго до очередного выпуска один из неофитов, столкнувшись с начальником училища в коридоре во время перерыва между экзаменами, набрался храбрости и спросил, все равно терять нечего:
— После окончания ритуала прощальных похорон вы всех выкопаете, Старший брат Лазарь? — Неофит почтительно обращался на «вы». Вот когда станет полноправным членом Корпуса и настоящим инквизитором, тогда и сможет «тыкать» без зазрения совести, невзирая на ранги, должности и разницу в возрасте.
— Вот и узнаете, когда мы вас, голуби сизокрылые, откапывать будем. Думаете, нам заняться больше нечем. Откопал — закопал, откопал — закопал…
Похоже, Лазаря слегка переклинило, но он справился и замолчал. На этом разговор угас, как спичка на ветру. Внятного ответа на волнующий всех выпускников вопрос начальник так и не дал. Это только добавило интриги. Так всех выкопают или слепая судьба бросит кости?
— Никого насильно в гроб заколачивать не будем.
Поблизости как раз находился седой как лунь инквизитор второго ранга Дехтярь, назначенный ответственным за проведение ритуального испытания. Он подчеркнуто громко уточнил у начальника спецшколы сварливым голосом:
— На складе уже год пылятся гробы с прошлого раза. На всех хватит, и еще останутся. В этом году неофитов меньше, чем на прошлом выпуске. Предлагаю сэкономить деньги Корпуса и не тратиться на новые.
— Каждый выпускник имеет право на персональный гроб, — также громко ответил начальник школы. Он успел справиться и больше не повторял «закопаем — откопаем». — Сэкономим на обивке. Не к чему обтягивать домовины тканью. Под землей все равно не видно. Проследи, чтобы доски изнутри были ошкурены, а не как в прошлый раз. Все в занозах. Не выпускники, а форменные дикобразы с деревянными иголками.
— Лежать надо спокойно, а не ерзать!
— Сам-то как лежал? Не пошевелился за трое суток?
Дехтярь сразу замолк и сделался задумчивым. Наверное, вспомнил свое трехдневное путешествие под землю.
— То-то же, — правильно истолковал его молчание начальник спецшколы. — Поди, забыл за столько лет? Забыл, а? Так я напомню, экономный ты наш! Позабыл, как я у тебя щепу из головы выковыривал после того, как откопал. Небось лбом пытался крышку проломить? Лично проверю, как доски изнутри оструганы. Снаружи марафет наводить необязательно.
— Такое не забудешь… — инквизитор второго ранга Дехтярь полностью погрузился в воспоминания, прослушав напоминание о качестве гробов.
Весь спектакль от начала до конца был специально разыгран для выпускников. Они ждали лишь, когда кто-нибудь из неофитов первым не выдержит и спросит.
Слухи о том, что кого-то по жребию не будут откапывать, не подтверждали, но и не опровергали.
Перед самым выпуском неофитов ждало танато-испытание. Испытание смертью…
Смерть — это последний земной удел любого человека, в том числе и инквизитора. В самый момент смерти любое разумное существо испытывает тягостное чувство страха. И не всегда в последнее мгновение бытия человек готов умереть. Он воспринимает смерть как персональную конечность. От нее невозможно убежать. Всегда хочется продлить жизнь. На год, на час, на миг. Солнце взойдет без тебя. Но смерть — самая реальная вещь в мире живых. Человек не может выбирать: умирать ему или нет. Это по-настоящему страшно и жутко. Смысл инквизиторского служения может рассеяться, дать трещину перед неизбежной и неподвластной смертью. Так зачем же рисковать ради других? Отсрочь свой смертный час. Это легко сделать. Просто не стань в строй выпускников в красных кожаных куртках. И не надо никаких внутренних сомнений о судьбе, о власти человека над своей жизнью. Инквизиторы в силу специфики своего служения погибали намного раньше отпущенного срока, из-за этого ими могут овладеть двойственные чувства: протест и желание жить. Исправить ситуацию можно лишь высочайшим усилием души и тела. Страх смерти у инквизитора должен притупиться. Нет, от него нельзя избавиться до конца, потому что он напрямую связан с инстинктом самосохранения. Другой вопрос, когда этот страх порождает трусость и нерешительность, мешает выполнять приказ. Его надо задушить в зародыше, пока он не выпустил тонкие паучьи лапки, парализуя волю. Не стоит думать, что инквизиторы — это безрассудные воины Корпуса, которые прут напролом навстречу опасности. Нет, у них другая шкала ценностей, потому что существует страх похлеще смерти — не выполнить свой долг, подвести братьев.
Суть танато-испытания заключалась в том, что проходящие через него неофиты «практиковали жизнь», помня о смерти. Его цель лежит в плоскости, когда человек понимает: все умрут. Жизнь одного в сравнении с вечностью — ничего не значащее мгновение. Человек умирает только раз в жизни и потому, не имея опыта, может умереть неудачно… Надо приобрести навык смерти, надо научиться умирать при жизни, под руководством опытных инквизиторов, уже умиравших. Надо убрать из сознания суетное, поверхностное, наносное. Надо настроить душу, чтобы она не суетилась, когда подойдет к последней черте.