В принципе и Гаити могло прибегнуть к антидемпинговым мерам, в порядке возмездия закрыв свои рынки для американских экспортеров и тем самым последовав обычной практике Вашингтона, нацеленной на защиту отечественных производителей. Двусмысленная рыночная теория, которая владела умами в течение сотен лет (нам — заботливое государство, вам — жесткие правила рынка) во всем своем уродстве проявляется в действиях богатейшей страны мира, направленных на разрушение и без того доведенного до первобытного состояния уголка земли, который уже очень скоро может стать непригодным для жизни.
Согласно Хьюман Райтс Уотч и аналитикам, мнения которых цитируются Советом по внешней политике в Западном полушарии, американские войска изъяли 160 000 страниц документов, относящихся к режиму диктатуры и его военизированным формированиям, и они до сих пор скрываются от гаитянского руководства, кроме тех отредактированных версий, из которых вымараны имена конкретных американских граждан, «чтобы избежать постыдных разоблачений», касающихся участия правительства США в становлении террористического режима и попытках подорвать программы, осуществлявшиеся во время короткой демократической передышки. Администрация Клинтона отозвала свои вооруженные силы в 1996 году, после того как заместитель госсекретаря Строуб Тэлбот, ныне отличившийся на Балканах, заверил Конгресс в том, что «мы будем сохранять контроль над ситуацией с помощью USAID и частного сектора» [70] .
Вероятно, следует вспомнить и то, что Гаити когда-то было одной из самых изобильных колоний мира и источником изрядной доли богатства Франции, стоящим в одном ряду с Бенгалией (ныне Бангладеш); подобные наблюдения могли бы навести нас на кое-какие мысли, будь мы достаточно свободными от плена «сознательного игнорирования». Весьма показательным, однако, является уже то обстоятельство, что Гаити считается хорошим примером, призванным демонстрировать искреннюю озабоченность Вашингтона ситуацией с правами человека, а в данном случае — достоинства его «гуманитарной интервенции».
Кроме того, Гаити позволяет нам глубже понять функциональное назначение статьи 14 Всеобщей Декларации прав человека, которая гарантирует политическим беженцам право убежища. Двадцать лет назад администрация Картера предприняла насильственное возвращение на милость диктатора Дювалье бежавших по морю в лодках людей. Это нарушение 14 статьи было формально ратифицировано договором между Рейганом и Дювалье. Во время короткого и ненавистного обеим сторонам демократического промежутка, когда создалась видимость прекращения террора и поток беженцев уменьшился до размеров тонкой струйки, воцарилась совершенно противоположная политика, и статья 14 снова оказалась в почете. Но как только в результате военного переворота террор возобновился, Вашингтон вернулся к своим «заслуживающим порицания, противозаконным и безответственным мерам в отношении беженцев» (Америкас Уотч). Эти меры решительно осудил кандидат в президенты Билл Клинтон, чьим первым действием на посту главы государства явилось их дальнейшее ужесточение. Верховный Суд утвердил решение о насильственном возврате гаитянских беженцев, очевидно, опираясь в своем толковании международного закона о беженцах на аргументы Швейцарии в пользу барьеров для еврейских эмигрантов, пытавшихся спастись от Холокоста. Так в 1998 году прокомментировал ситуацию главный редактор «Американ Джорнал оф Интернэйшнл Ло», делясь своим наблюдением о «тревожно обострившемся» в последние десять лет упорстве Вашингтона в несоблюдении своих договорных обязательств, — даже более опасном, чем радикализм Рейгана, ставший своего рода новым шагом как в этом, так и в других аспектах [71] .
Короче говоря, «достойные всяческих похвал примеры» на поверку оказываются не самой мощной поддержкой для образа «нового гуманизма», хотя они проливают свет на ценности, которыми он руководствуется.
Теперь давайте обратимся к третьему варианту политики на случай гуманитарных кризисов: попытке смягчить катастрофу. Она может принимать форму мирных средств (дипломатии, конструктивной помощи) или включать в себя применение силы, то есть то, что называется «гуманитарной интервенцией».
Найти примеры, иллюстрирующие гуманитарную интервенцию, всегда очень просто, по крайней мере, если верить официальной риторике. В ее царстве почти универсальной истиной является положение о том, что применение силы диктуется гуманитарными намерениями. Однако мир за ее пределами выглядит немного иначе.
Здесь проблемы естественным образом возникли вместе с началом натовских бомбардировок. Существует режим, определенный международным законом и мировым порядком, созданный в основном Соединенными Штатами и обязательный для всех государств. Его основы были отражены в Хартии Объединенных Наций, затем в последующих резолюциях Генеральной Ассамблеи и решениях Международного Суда. Вкратце речь идет о запрете на угрозу силового вмешательства или его применение, кроме тех случаев, когда таковые недвусмысленно одобрены Советом Безопасности, предварительно установившим, что мирные средства исчерпали себя, или когда они предпринимаются в порядке самозащиты от «вооруженного нападения» (в узком смысле слова) и продолжаются до соответствующих действий Совета Безопасности (статья 51).
Конечно, здесь все далеко не просто. Так, взять хотя бы неувязку, если не прямое противоречие, между правилами мирового порядка, заложенными в Хартии, и правами, выраженными во Всеобщей Декларации — втором столпе мирового порядка, установленном по инициативе США после Второй мировой войны. Хартия запрещает применение силы, которое нарушает суверенитет государства; Всеобщая Декларация гарантирует права человеку в репрессивных государствах, хотя ни в Декларации, ни в резолюциях, привязывающих ее к реальности, не определен механизм принудительного воздействия на нарушителей прав. Проблема гуманитарного вмешательства связана именно с этой неувязкой. А не что иное, как право на гуманитарную интервенцию и было истребовано США и НАТО в отношении Косова при общей поддержке прессы и самых обширных комментариях разных экспертов.
Этот вопрос сразу же был поставлен в статье «Нью-Йорк Таймс», озаглавленной «Ученые-правоведы в данном случае одобряют применение силы» [72] . В качестве примера приводилось мнение Ал-лена Герсона, бывшего юрисконсульта американской миссии в ООН. Цитировались и слова еще двух ученых-юристов. Один из них, Тед Галлен Карпентер, «насмехался над аргументами администрации» и отказывал ей в заявленном праве на вмешательство. Другой, Джек Голдсмит, специалист по международному праву в Чикагской школе права, говорит, что у критиков натовских бомбардировок «есть весьма веские аргументы», но «многие полагают, будто [исключения, допускающие гуманитарную интервенцию] все-таки существуют, и они определяются практикой и обычаями». Вот это обобщенное доказательство и лежит в основе того положительного вывода юристов, который отражен в заголовке материала. Больше вопрос об основаниях авторами практически не освещается, поскольку суждение, вынесенное в заголовок, таким образом считается доказанным.