Мы наблюдаем сражение не Давида с Голиафом, а – Давида с Дэвидом Леттерманом. Мы думали, что интернет породит поколение “цифровых бунтарей”, а он дал поколение “цифровых невольников”, умеющих с комфортом устроиться в Сети, какой бы ни была политическая реальность. Этих людей онлайновые увеселения, кажется, привлекают гораздо сильнее, чем доклады о нарушениях прав человека в их собственных странах (в этом они очень походят на своих ровесников с демократического Запада). Опрос китайской молодежи, проведенный в 2007 году, показал: 80 % респондентов считает, что цифровая техника составляет существенную часть их жизни (точно так же считает 68 % американцев). Еще любопытнее – 32 % китайцев считает, что благодаря интернету их половая жизнь стала богаче, при этом только 11 % американцев думает так же. Опрос девятисот студенток семнадцати вузов города, проведенный в июне 2010 года исследователями из шанхайского университета Фудань, выявил, что 70 % респондентов не считают аморальной связь на одну ночь. В 2007 году шанхайский врач, руководящий “горячей линией” для беременных подростков, сообщил: 46 % от более чем двадцати тысяч девушек, позвонивших с 2005 года, рассказали, что занимались сексом с юношами, с которыми познакомились в интернете. Начало “гормональной революции” не укрылось от властей КНР, которые пытаются извлечь из этого политическую выгоду. Правительство Китая, в начале 2009 года ополчившееся на порнографию в интернете, вскоре сняло большую часть установленных запретов, осознав, вероятно, что введение цензуры – это верный путь к политизации миллионов китайских пользователей. Майкл Анти, живущий в Пекине эксперт по китайскому сегменту интернета, считает произошедшее стратегическим маневром: “ [Правительство, очевидно, рассудило, что] если у интернет-пользователей есть порнография, они не слишком обращают внимание на политику”.
Крайне наивно полагать, будто политические идеалы, не говоря уже об инакомыслии, возникнут из смеси консюмеризма, развлечений и секса. Хотя соблазнительно думать об интернет-клубах свингеров, возникших в Китае в последние несколько лет, как об альтернативе гражданскому обществу, вполне возможно, что в ситуации, когда главные заветы Мао во многом утратили привлекательность, китайская компартия сумеет приспособиться к изменениям. Под давлением глобализации авторитаризм становится чрезвычайно гибким.
Правительства других стран также начинают понимать, что онлайновые развлечения, особенно вкупе с порнографией, отлично отвлекают людей от политики. Судя по сообщениям государственного информационного агентства Вьетнама, официальный Ханой заигрывает с идеей “веб-сайта, посвященного традиционному сексу”, с видеоматериалами, которые помогут мужчинам и женщинам узнать больше о “здоровом половом акте”. Вьетнамцев это не удивляет: цензура направлена в основном против политических, а не порнографических интернет-ресурсов. Билл Хейтон, бывший корреспондент Би-би-си, свидетельствует, что “вьетнамский файервол позволяет молодежи обильно потреблять порнографию, но не доклады ‘Международной амнистии’”. По мере того как порнография распространяется в Сети, необходимость в политических запретах может отпасть.
Пока Запад не прекратит наделять жителей авторитарных государств героическими чертами, он рискует пасть жертвой иллюзии, что если создать достаточно орудий для того, чтобы сломать барьеры, воздвигнутые правительствами авторитарных стран, их граждане неизбежно превратятся в клонов Андрея Сахарова и Вацлава Гавела и восстанут против репрессивного режима. Этот сценарий в высшей степени сомнителен. Скорее всего, эти люди, попав в интернет, первым делом отправятся за порнографией, и неясно, вернутся ли они к политическому контенту. В 2007 году состоялся эксперимент с участием “добрых самаритян” с Запада, посредством технологии “Псифон” (Psiphon) одолживших свои широкополосные каналы незнакомым бедолагам из стран, в которых доступ в Сеть контролируется государством. Экспериментаторы надеялись, что, почувствовав вкус свободного интернета, последние поспешат узнать правду о том, что творится в их странах. Результат разочаровал. По данным “Форбс”, пользователей, избавившихся от государственной опеки, интересовали “фото обнаженной Гвен Стефани и Бритни Спирс без трусов”. Конечно, свобода искать в Сети какую бы то ни было информацию заслуживает защиты сама по себе. Однако важно помнить – хотя бы политикам, – что эта свобода, вопреки ожиданиям Запада, не обязательно приводит к демократической революции.
В предупреждении Филипа Рота, адресованном в 1990 году чехам и словакам, содержалось еще одно проницательное наблюдение: высоко ценимые публичные интеллектуалы, которые помогли принести народу демократию, вскоре потеряют власть над массами и уважение, которыми пользовались при коммунистах. Интерес к диссидентам-интеллектуалам неизбежно должен был угаснуть после того, как интернет распахнул врата в мир развлечений, а глобализация открыла дорогу к консюмеризму. В современной России немыслимо появление фигуры, подобной Андрею Сахарову. Но даже если такой человек появится, он, вероятно, будет пользоваться меньшим влиянием на национальный дискурс, чем Артемий Лебедев, который еженедельно устраивает в своем блоге фотоконкурс для женщин с красивой грудью. Тема “сисек” среди российских блогеров гораздо популярнее демократических реформ.
Нельзя сказать, что в происходящем нет вины самих интеллектуалов. Когда коммунизм сменился демократией, многие из них были горько разочарованы популистской, ксенофобской и вульгарной политикой, которую предпочли массы. Несмотря на широко распространенное мнение, будто советские диссиденты были все как один поклонниками американской модели, многие из них (даже, до некоторой степени, Сахаров) испытывали в высшей степени противоречивые чувства, когда речь шла о том, чтобы передать бразды правления народу. Некоторые из них скорее предпочли бы усовершенствованный коммунизм. Но триумф либеральной демократии, приведший к разгулу консюмеризма, отправил многих интеллектуалов во вторую (возможно, менее связанную с репрессиями) внутреннюю эмиграцию, на сей раз соединенную с оскорбительной безвестностью.
Для того чтобы пробудить умы сограждан от нынешней развлекательной спячки, понадобится новое поколение интеллектуалов, причем необычайно изобретательных. Выясняется, что спрос на интеллектуалов не так уж высок, если многие социальные и культурные запросы могут быть удовлетворены тем же путем, что и на Западе: с помощью айпада. (А в Китае знают, как сделать его вдвое дешевле!) Белорусская писательница Светлана Алексиевич считает, что игра окончена, по крайней мере, в том, что касается больших идей: “Дело не в том, что у нас таких людей нет, а в том, что они не востребованы обществом”. Неудивительно, что правительство Беларуси не против такого положения вещей. Во время своей прошлой поездки в Беларусь я узнал, что некоторые провайдеры хранят на своих серверах контрафактные кинофильмы и музыку, которые доступны для их клиентов бесплатно, а правительство, которое с легкостью может это пресечь, смотрит на происходящее сквозь пальцы и даже, вероятно, поощряет эту практику.
Консюмеризм – не единственная причина усиливающегося разъединения масс и интеллектуалов в авторитарных государствах. Интернет стал для интеллектуалов настоящей сокровищницей: он позволил им связываться с западными коллегами и следить за ходом мировых дискуссий (а не только узнавать об их результатах из провезенных тайно через границу желтоватых ксерокопий). Однако эффективность и комфорт, которые обеспечивает интернет, не лучшие условия для пробуждения инакомыслия среди образованных людей. Настоящая причина, по которой так много советских ученых и преподавателей стали диссидентами, кроется в том, что власти не позволяли им заниматься наукой так, как они считали правильным. Проводить исследования в области общественных наук было довольно трудно, даже если бы не нужно было следить за тем, чтобы не отклоняться от партийной линии; со многими сложностями было сопряжено и сотрудничество с иностранцами. Отсутствие условий для работы заставило многих ученых и интеллектуалов эмигрировать или, оставаясь на родине, стать диссидентами.