Симпатии, даже среди простого народа буржуазных стран Европы, были вполне естественны: СССР избавил мир от газовых камер и других зверств, которые все увидели на Нюрнбергском процессе. Бояться «советов» не было резона, ведь это была страна вдов и инвалидов. И верить, что она собирается покорять весь мир, ни у кого не было причин. Поэтому поначалу и Трумэн, и Черчилль с их речами воспринимались как бесноватые, как люди потерявшие связь с реальностью, как бьющийся в агонии старый мир.
А. Эйнштейн смеялся над фултонской речью Черчилля. Страна потерявшая более 20 миллионов и скоро завоюет идейно весь мир, никому не может угрожать… Какой «железный занавес»? Зачем?
Но Хрущев сделал то, что не могла сделать вся антисоветская пропаганда – он заставил бояться СССР. Другим «успехом» в международной политике была ссора с Китаем, который смотрел СССР в рот в течение полувека и готов был идти в фарватере наших реформ, что сразу же обеспечило бы нам господство над большей частью земного шара.
Китай ушел в объятия Америки. По сути он стал производственным цехом США, тогда как сама Америка сосредоточилась на производстве нематериальных активов (долларов, музыки, программного обеспечения, образа жизни, фильмов, брендов, безопасности, хай-тека). А ведь Китай мог быть нашим производственным цехом, освобождающим нас для роста в хай-тек и хай-хьюм.
Хрущев подписал бестолковую декларацию с Японией, пообещав ей Курильские острова после заключения мирного договора. С тех пор у нас нет договора и нормальных отношений с третьей экономикой мира. Тут еще много можно привести примеров, тот же неуместный «Карибский кризис», показавший психологическую слабость Хрущева.
Вернемся к политике внутренней. Вместо того, чтобы вообще отказаться от принципа партийности или хотя бы снизить роль партии, Хрущев ее поднимает на запредельную высоту. Он заявляет совершенную неправду: что война была выиграна под руководством партии.
Самой большой акцией по поднятию роли КПСС стал XX съезд и доклад о культе личности. Доклад дал старт многочисленным фальсификациям истории относительно репрессий, масштабы которых завышались в сотни раз. Доклад дал старт уничтожению части драгоценных архивов, а главное, он поднял забытую и ушедшую в прошлое тему. Даже крестьяне, больше всех пострадавшие от коллективизации, и то, повоевав бок о бок с «городскими» и увидев, как коммунисты первыми шли в атаку и умирали (было выбито три состава партии за время войны), и то все простили властям.
Май 1945-го объединил страну, перевернул страницу истории, но Хрущев, не боясь известной поговорки, решил «помянуть старое». Результат – смятение в элите, чувство, что «победа оплевана», нет ничего святого, чувство, что тебя предали. Те, кто вчера были героями, сегодня вынуждены прятать глаза, в обществе главными эмоциями стали не оптимизм и радость, а недоверие и смущение.
Дело не в том, что людям было стыдно за себя, сами-то они не в чем ни виноваты. Просто еще вчера всем казалось: знаем куда идти, все хвалили Сталина, плакали на похоронах, громко защищали сталинскую точку зрения, а сегодня… Раз, и все оказалось не так, или сомнительно, и ты выглядишь дураком перед своими близкими, перед подчиненными, ты подставлен… Как же так? Что же делать? Куда идти? Вопросы остались без ответа. Поколение победителей стало прятаться и стесняться. Один раз почувствовав себя преданным, человек теряет доверие.
По мысли Хрущева, разговор о репрессиях должен был улучшить взаимопонимание между властью и народом, на самом деле, он вбил огромный клин: «Неизвестно, что завтра опять выкинет власть, сегодня разоблачили, завтра обратно воскурят фимиам, молчи, не высовывайся – за умного сойдешь» – вот что стало итогом.
Съезд имел и международный резонанс: например, число членов французской коммунистической партии сократилось в 10 раз, от СССР отвернулся Китай, который не считал Сталина виноватым и проч. Авторитет СССР стал серьезно падать.
Хрущевский период окрестили «оттепелью», но на самом деле, именно при Хрущеве возник волюнтаристский стиль управления. Не вникая в систему принятия решения при Сталине, Хрущев воображал, что генеральный секретарь – царь и бог, который ни с кем не считается. В действительности при Сталине были и острые разногласия, и кулуарная борьба, и партийные дискуссии, и совещания со специалистами. Не всегда победителем в различных вопросах выходил Сталин. Иногда вопреки Сталину побеждала точка зрения какой-то группировки в руководстве, и Сталин подчинялся.
Хрущев же принимал решения в соответствии с минутным капризом. Понравилась ему в Америке кукуруза и стоячие кафе, он тут же приказал всю страну уставить кафетериями и засеять кукурузой. В сельском хозяйстве некомпетентность и волюнтаризм проявились особо рельефно. Еще в 1957 году он выдвинул лозунг: «В течение трех-четырех лет догнать США по производству мяса, молока и масла на душу населения».
Для обеспечения видимости роста на мясокомбинаты отправляли значительную часть основного стада и молочных коров, отбирали под фиктивные расписки скот у частников. Пришлось, как во времена раскулачивания, вырезать всю «лишнюю» скотину. Недостаток кормов для скота усугублялся «кукурузной догмой» Хрущева: в отличие от многолетних трав, кукуруза не вызревала в большинстве регионов страны, и даже при неплохом урожае давала в три раза более дорогие корма.
В 1958 году Хрущев объявил о реорганизации машинно-тракторных станций (МТС) и продаже их техники колхозам. Непредвиденные расходы разоряли колхозы, они были вынуждены отложить другие проекты, сократить оплату труда колхозников. Десятки тысяч трактористов и комбайнеров ушли в город.
Вместо отдачи долгов селу, урбанизация усилилась. Сокращалось производство сельскохозяйственных машин, покупать которые колхозы теперь не имели возможности. Колоссальный вред сельскому хозяйству нанесло и стремление Хрущева к сокращению доли чистых паров, важнейшей части научно обоснованного севооборота в большинстве зон страны. Если в 1953 оду пары занимали в СССР 15,8 % пашни, то в 1958 году – 10,9 %, а в 1962 году – 3,3 %.
Несоблюдение севооборотов стало одной из главных причин (наряду с невниманием к проблеме эрозии почв) провала целинного проекта. К 1963 году на Целине было повреждено или уничтожено до шести миллионов гектар пахотной земли. В том же году Хрущев впервые в истории страны пошел на закупки зерна за границей: было завезено 10 миллионов тонн пшеницы.
Убыточность земледелия и животноводства привела к значительному повышению цен на мясные и молочные продукты, что повлекло за собой негодование масс. Наиболее трагически окончилось выступление рабочих в г. Новочеркасск (1962), где были расстреляны войсками десятки людей, в том числе дети. Испытывая постоянную нехватку средств, Хрущев отменил надбавки к зарплате, которые получали жители Сибири и Дальнего Востока, что послужило оттоку населения из Сибири в европейскую часть СССР.
Казалось бы, Хрущев, как «либерал» в сравнении со Сталиным, должен был попустительствовать творческой интеллигенции. И если бы он так сделал, в его активе появился бы хоть один плюс. Но феномен Хрущева в том, что он был либералом там, где не надо, а там где надо, был тупым тираном.