Корабельные документы гласили, что захваченный пароход «Elbe» был английским, вместимостью 1500 тонн, вышел из Буэнос-Айреса 1 мая, а из Монтевидео уже после телеграммы о войне — 7 мая. Груз — кожи и мясные консервы, отправленные английским торговым домом в Лондон на имя министра Башвуда и Кº. Из вахтенного журнала парохода было видно, что он не шел более девяти узлов.
«Elbe», объявленный законным призом, по снятии с него экипажа в числе 25 человек и 500 пудов мясных консервов для надобностей крейсера, с остальным грузом был пущен ко дну.
В сущности, такая же участь постигла бы этот приз и на основании туринского проекта 1882 года комиссии международного права, так как взятый не в состоянии был следовать за рейдером. Итак, менее нежели через сутки по получении известия о войне ценность в 400 и более тысяч была потеряна великобританскими подданными. Впрочем, на крейсере все были убеждены, что в этот день не одни они так действуют, что, вероятно, на всех морях и океанах происходит такая же расправа с английской торговлей, так как не одна «Русская Надежда» вышла из Средиземного моря для этой цели, благодаря предвиденью Морского министерства.
Поворотив обратно и продержавшись всю ночь на большом тракте пароходов, идущих из Европы и обратно, на утро заметили и догнали пароход «Рахо» водоизмещением 1265 тонн, под английским флагом. Груз его из Рио-де-Жанейро — кофе, какао и сахарный песок — принадлежал английскому торговому дому в Лондоне. Забрав часть груза и сняв экипаж, «Рахо» на основании тех же параграфов призового устава был затоплен с оставшимся грузом.
Направляясь к югу малым ходом, около 5 часов того же дня с крейсера заметили быстро приближающийся дым с севера. «Русская Надежда» подняла русский торговый флаг [137] и продолжала идти прежним румбом, уменьшив ход еще более. С грот-салинга усиленно рассматривали приближающееся судно, а офицеры, стоя на юте с трубами и биноклями, делали различные предположения по мере того, как вырастали из воды рангоут и корпус неизвестного корабля. Это мог быть и приз, мог быть и неприятельский крейсер — «Ирис» или «Меркурий», о выходе в море которых говорил Сомин.
В первом случае хватало еще времени взять его до наступления ночи, а во втором, как предполагали некоторые, дело ограничится только незначительной перестрелкой с большого расстояния до наступления темноты. Все сомневались, чтобы капитан, имея впереди более плодотворную деятельность, принял вызов и вступил в бой.
Между судами было уже не более трех миль, и на крейсере давно все было готово к бою. Капитан с большим вниманием рассматривал с мостика неизвестное судно и вдруг, к величайшему своему удовольствию, заметил, что оно стало отставать. Ясно было, что догоняющий узнал в крейсере, несмотря на все предпринятые меры, военное судно, усомнился во флаге. Этого было достаточно, чтобы у капитана не осталось никаких сомнений. Моментально руль был положен на борт, дан полный ход, и коммерческий фрегат заменил военный. В тот же момент и подозрительное судно поступило также. Началась гонка. Видно было, что убегающий шел почти одинаково с крейсером. Также не оставалось теперь сомнения и в том, что бежал англичанин — только английские пароходы могут ходить так быстро и тягаться в ходе с крейсером, и только англичане имели основание в настоящее время бояться погони.
Времени до наступления темноты оставалось уже немного, и вся надежда возлагалась на меткость носового орудия. Первый выстрел не произвел никакого впечатления, но второй был удачнее — он снес часть фальшборта в корме. Третий выстрел пронзил дымовую трубу и заставил, наконец, беглеца остановиться.
Солнце уже садилось, и необходимо было торопиться, и поэтому для сокращения времени крейсер сам пристал к борту парохода. Допрос и осмотр бумаг показали, что это был английский пароход «Moor» («Мур»), принадлежавший обществу «Union Steam Ship Company» и зафрахтованный британским правительством для военных целей. Построен он был недавно на заводе Ярроу. Длина парохода составляла 365 футов (111 м); а водоизмещение 3500 тонн, скорость около 15 узлов. Пароход вез уголь на Фолклендские острова и артиллерийские запасы для флота на мыс Доброй Надежды, где должен был и сам вооружиться и переоборудоваться во вспомогательный крейсер. Его 152-мм орудия пока еще лежали в трюме со своими станками. На пароходе также отправлялись и две миноноски для Саймунстаунского порта с большим запасом разных мин и минных принадлежностей.
Господа англичане ошиблись на этот раз. Они по пятам следили за нашими агентами в Нью-Йорке, Филадельфии и в прочих портах, ожидая опасности оттуда, а никак не нападения в такой короткий промежуток времени после начала военных действий.
Этот приз жалко было топить, и капитан решился исполнить предположение лордов Адмиралтейства, для чего немедленно же приступили к работе, пользуясь темнотой ночи и спокойным морем.
Два 152-мм орудия и 4 пушки Норденфельда достали из трюма со станками и установили на местах, для чего пришлось поработать всем механическим мастеровым. Обе миноноски со всеми принадлежностями поместили на крейсере. Дымовая труба и фальшборт были исправлены. Лейтенант Копыткин был назначен командиром призового судна, а в помощь ему даны два мичмана и 30 человек команды.
К утру все уже было готово. «Мур» был перекрещен, и в 8 часов утра под именем «Сынка» поднял военный флаг.
Приз был очень хорош сам по себе, но становился несравненно ценнее, обращаясь в страшное оружие против самих же своих хозяев, сбивая их расчеты и лишая английский флот на Фолклендской станции в самое горячее время драгоценного материала — угля. Конечно он предназначался для крейсеров, которые должны были охранять путь судов, идущих Магеллановым проливом.
Приняв последние приказания и инструкции от капитана, — Копыткин отделился от крейсера и при общих пожеланиях успеха и благополучного плавания пошел на юго-восток.
Поздним вечером того же дня крейсер подошел снова к Пернамбуко, но уже не так близко, как в первый раз, спустил на воду взятый с «Мура» баркази, посадив на него всех пленных с трех призов, предоставил их собственной судьбе, снабдив их компасом, веслами и провизией. Впрочем, им предстояла только несколько утомительная ночная гребля, но ни малейшей опасности. Сам же — крейсер лег на юг, по направлению к пустынному Тринидаду, чтобы сойтись там с угольным транспортом. Не встречая никого, «Русская Надежда» благополучно дошла до острова, где и нашла стоящий на якоре под самым берегом гамбургский пароход «Доротея», зафрахтованный и посланный сюда пернамбукским агентом. Хотя немец и дорого взял за уголь, но зато на скромность его можно было положиться вполне, а в недостатке точности и аккуратности шкипера «Доротеи» также нельзя было упрекнуть, он своевременно доставил законтрактованные 70 тысяч пудов угля. Для успешности погрузки пришлось стать борт о борт, что дозволяло сделать спокойное море. Работа не прекращалась день и ночь, но все-таки окончилась только через 48 часов.
Письма и донесения были сданы капитану парохода, и с приемом последней корзины угля оба судна одновременно оставили маленький Тринидад.