Меня, короче говоря, сломали…
Все равно стало так, как она сказала…
Но я еще тогда был уверен, что это ненадолго…
Я и сейчас уверен, что это ненадолго…
* * *
Чтобы не разговаривать с Ксенией, которая опять начала что-то шипеть, хотя я не слушал откровенно и демонстративно, я отошел по тропе дальше, почти половину дистанции до корпуса вертолета одолел. Да и хотелось посмотреть, как будет строить бой старший лейтенант Воронцов. Мне было видно только частично, что происходит, тем не менее я мог составить общую картину боя. В душе два чувства: я хотел увидеть, оценить и понять, сумел ли бы я сам так бой построить. Второе, и я не сразу осознал это, хотел и поучиться. Признаюсь, что объяснение отца Валентина относительно стрельбы по вертолету меня весьма даже охладило, сразу поставило все на свои места. Воронцов очень точно и доказательно вычислил принадлежность вертолета вовсе не федеральным силам. И я признал, что сам должен был бы это сделать, но не сделал, потому что не имею опыта и не умею правильно оценивать ситуацию, когда требуется не на свои надежды ориентироваться, а на существующее положение вещей. Выводы старшего лейтенанта были просты. Но самое простое часто и является самым сложным. По крайней мере, для меня. И конечно, командовать здесь, в нашей ситуации, должен именно старший лейтенант Воронцов. И именно он, если мы выкрутимся, должен получить награду за то, что будет сделано. А если не выкрутимся, то это уже и значения не имеет. Но выкрутиться тогда, когда всеми силами командует и ведет боевые действия Воронцов, шансов несравненно больше, чем если бы командовал я. И старший лейтенант нашел удачный предлог для того, чтобы меня, не ущемляя моего достоинства и самолюбия, отстранить от попыток стать первым действующим лицом. Контузия… Голова болит неимоверно, а еще больше болит от общения с Ксенией… И потому я предпочел уйти, чтобы и от нее избавиться, и бой со стороны посмотреть, чтобы самому себе дать оценку, хотя я уже почти смирился с тем, что не могу конкурировать со старшим лейтенантом в военных навыках. Нет у меня этих навыков, потому что воинская специальность у меня другая.
* * *
Залп подствольных гранатометов был, очевидно, призван не только для того, чтобы преимущество обеспечить и обезопасить отряд от обстрела со скалы. Бандиты еще и свою мощь показать хотели. Этот залп по своему долгому звучанию мало чем уступал артиллерийскому обстрелу. Эхо постаралось… И впечатление соответствующее создалось. У меня даже появились опасения за целостность здешних гор. Оползни в горах – дело не редкое. Услышали его, я думаю, далеко за пределами даже нижнего нашего поста. И на всех он впечатление произвел соответствующее.
Кроме, мне подумалось, старшего лейтенанта Воронцова и его парней…
Если боевиков я видел за ветвями деревьев едва-едва, то спецназовцы в засаде мне были хорошо видны. И внизу, где сам старший лейтенант устроился с одним из солдат, и на противоположном склоне, где выбрали себе точки пулеметчик и два автоматчика. Должно быть, и на нашей стороне тоже кто-то позицию занял удобную, чтобы вести убийственный огонь. Так и получилось. Грохот взрывов многочисленных гранат и эхо от этих взрывов не улеглось еще, и Воронцов удачно воспользовался моментом, когда начало его обстрела не произведет на боевиков впечатления. То есть, когда они еще не услышат очереди и среагируют только тогда, когда падать начнут, грубо говоря, пачками. В этой обстановке общего гула и шума даже команду отдать невозможно. Так и получилось. Боевики понесли потери такие, каких даже я не ожидал, и все потому, что старший лейтенант Воронцов удачно выбрал время для начала обстрела. Они в эйфории от собственного мощного залпа находились, а после эйфории трудно перестроиться и трудно быстро среагировать. Тем не менее они среагировали…
Но реакция боевиков была бесполезной. Воронцов со своими солдатами отходил грамотно и без потерь, не подставляясь. Одним словом, организованно и слаженно. Заметна была сработанность. И опять я убедился, что я был бы на месте Воронцова чужеродным телом, но никак не командиром подразделения с высокой боевой готовностью. Спецназовцами командовать должен спецназовец более высокого уровня – это однозначно…
* * *
Я отслеживал весь ход боя и дальше, постепенно сдвигаясь ближе к лагерю, чтобы не угодить под неприцельный обстрел. Боевики склоны тоже прочесывали очередями, и пуль не жалели. И резким контрастом их манере стрельбы звучала встречная стрельба спецназа. Причем со стороны все вовсе не выглядело так, что спецназовцы берегут патроны. Просто они стреляли прицельно. Охотник на охоте, чтобы убить утку, не расстреливает в камыши весь патронташ. Его ружье стреляет только тогда, когда видна цель. Точно так же стрелял и Воронцов со своими солдатами, причем стреляли они весьма даже успешно. А уж диверсионная акция, ради которой я и покинул лагерь, произвела впечатление большее, чем залп из шестидесяти «подствольников». Но если падение корпуса погибшего вертолета произвело впечатление на меня, я представляю, какое впечатление оно должно было бы произвести на боевиков. К моему удивлению, все же многие из них уцелели и смогли вырваться из зоны пламени. Но они оказались запертыми в ущелье с одной стороны этим самым пламенем, с другой – каменным, прочно сложенным, хотя и без раствора, бруствером, за которым залегли спецназовцы. При этом сами боевики бруствера не имели и не имели времени и возможности, чтобы его сложить. То есть, хотя и залегли, оставались все же открытыми для обстрела. И уж совсем открытыми для выстрелов с более высокой позиции. Даже я увидел возможность для дальнейшего проведения боя, а уж старший лейтенант Воронцов увидел ее тем более. И я в этом вскоре убедился. Сам старший лейтенант остался с солдатами внизу, но выслал на склоны, на верхнюю позицию, по пулеметчику на каждую сторону. Я видел, как крадучись, пригибаясь, иногда даже ползком, забирался на склон почти ко мне младший сержант. Отраднов, кажется, его фамилия. Я слышал, как называл его Воронцов. И точно так же на противоположный склон взбирался второй пулеметчик. Конечно, в этом месте склоны были и круче, чем в других, и имели мало растительности. На такой крутизне деревьям держаться трудно, несмотря на всю прочность их корней. Правда, держались невысокие и более легкие кусты. За них пулеметчики и прятались. А оставшиеся внизу спецназовцы не давали бандитам не то что оружие, а даже голову поднять, чтобы рассмотреть нависающую над ними угрозу.
А угроза нависла серьезная, к тому же сдвоенная. При стрельбе с одного склона бандиты могли укрыться внизу, но при той расстановке пулеметчиков, которую выбрал старший лейтенант, простреливались все, грубо говоря, углы и спрятаться было просто негде. Главное, чтобы бандиты самих пулеметчиков не достали. А достать они могли, особенно из гранатометов. Но здесь уже страховку должны были обеспечить оставшиеся внизу, потому что для любого прицельного выстрела из «подствольника» требуется хотя бы немного привстать. Конечно, можно стрелять навесом, лежа на спине и уперев приклад в землю. Но расстояние для навесного выстрела слишком мало, и здесь можно послать гранату «свечой». А такая граната, как известно, падает почти туда, откуда вылетела.