– Юрий Михайлович, у меня возникает ощущение, что вы глубоко несчастный человек, потому что у вас была мечта всей жизни – и она осуществилась. С одной стороны – счастье, а с другой стороны – вроде и мечтать теперь не о чем…
– Это мечта, которую можно осуществлять несколько раз.
– Вы будете готовиться к следующему полету?
– Я и сейчас готовлюсь, в экипаже.
– А вам звание Героя не присвоили?
– Нет.
– Почему?
– Если бы моя фамилия была неизвестна в Кремле, то вопросов бы не возникло. А так это простой психологический этюд для студентов политических факультетов.
– Но ведь особенность российской политики в том, что простота психологических этюдов не работает, и Кремль – место, куда приходят по-разному, из разных областей знания, но все возвращаются обожженными. Кремль и победителей, и побежденных все равно очень жестко обжигает.
– Такая работа.
– А в чем работа?
– Работа во власти опасна тем, что действительно можешь уйти обожженным.
– Чем для вас была власть? Вы же всегда были в стороне от нее. И вдруг неожиданно вы оказались на передовой линии телефонных звонков, потому что как назначение, так и отстранение от должности советника президента по национальной безопасности до вас было доведено в легкой телефонной манере.
– Нет, назначение все же было в другой манере проведено. Меня Борис Николаевич пригласил в Кремль, в кабинет свой, беседовал, предлагал. Я думал, кстати, два месяца, попросил второй встречи, которая состоялась, хотя мне говорили, что вряд ли это будет. А вот увольнение, да, увольнение, вы правы, по телефону.
– Обидно было?
– Ну конечно. Обидно не в том даже, что по телефону. Много-то ведь не надо, когда уходишь, нужно просто, чтобы сказали спасибо. А власть не склонна говорить спасибо. Ну, я это знал, поэтому иллюзий не питал.
– А зачем вы пошли во власть? Может ли в принципе интеллигент идти во власть?
– Да, споры идут давно. Может, не может или даже не должен ходить. Я считаю, что человек теряет право на критику, если он хотя бы однажды не попытался что-то сделать сам.
– Сложный вопрос, потому что, с другой стороны, интеллигент теряет право на критику власти, если он в этой власти находится. А одно из базовых определений интеллигента все-таки подразумевает, что вы не можете не находиться в оппозиции к власти, потому что иначе власть превращается из демократической в авторитарную. Ее нельзя целовать, ее надо кусать.
– Но с другой стороны, возможность что-то сделать самому и добиться результата – очень привлекательна сама по себе. И она, я думаю, делает более осмысленной и полезной собственную жизнь.
– Полет в космос изменил какие-нибудь базовые мироощущенческие установки?
– Да.
– Можно поподробней…
– Во-первых, это отношение к жизни. Когда побываешь там, научишься ценить жизнь иначе. Во-вторых, понимаешь, что все взаимосвязано. Почему-то становится чуть ли не наглядной простая философская истина: любое твое дело и действие к тебе же и вернется…
– Вас часто упрекают в развале обороноспособности страны, говорят: вот, мол, Батурин был советником по безопасности, а где же эта безопасность?
– Как правило, это говорят люди, которые не сталкивались со мной во время работы, и более того, даже точно не знают, на какой должности я работал.
– Это общая фраза, типа, извините, про…ли страну?
– Ну, примерно так. А те люди и ведомства, с которыми я работал, до сих пор приглашают меня на свои праздники или просто выступить, встретиться, поговорить, хотя я уже давно не на государственной должности.
– Юрий Михайлович, признавайтесь, то, что вы думали и думаете о проблемах России, рано или поздно будет оформлено в некий литературный труд?
– Обязательно.
– Можно объяснить, что случилось с Россией, почему из некогда могучего великого государства ложной идеологии, кровавой идеологии мы превратились в сборище злобных, печальных людей, не умеющих сосуществовать друг с другом, не имеющих общенациональной идеи?
– Во-первых, вера в эксперименты, вера в утопические идеи, вера в то, что можно нечто сделать очень быстро и легко. Нежелание или неумение, отсутствие привычки к долгой кропотливой работе. Вот Иван-дурак, любимый герой наших сказок, он ведь тридцать три года лежал на печи и ждал…
– Это был Илья Муромец.
– Илья Муромец, но… Иван-дурак тоже лежал… Про Ивана-дурака треть сказок русских.
– Так что с нынешней властью? Вектор-то куда?
– Мне кажется, что нынешняя власть вектор свой еще не определила.
– Вас не смущает излишняя эмоциональность высшей власти? Например, сразу же после трагедии подводной лодки «Курск» было заявлено, что обязательно поднимем.
Главнокомандующий может ли отдавать приказ, не получив достаточно информации, чтобы проанализировать?
– Может. Если он понимает, что точную информацию не получит, либо если он понимает, что у него нет времени ждать, пока весь набор точной информации ляжет ему на стол. Тогда он может принимать решение, исходя из собственных соображений, опыта, знаний, интуиции и чего угодно.
– Звучит ужасающе.
– Потому что на самом деле так принимает решение любой человек, не только во власти.
– Да, но когда так принимает решения глава государства, уровень последствий ошибки иной. И хотелось бы, чтобы все-таки была система.
– Конечно. Но система складывается не быстро. Беда в том, что люди, которые приходят на смену своим предшественникам, отбрасывают систему, сложившуюся раньше. Может быть, и правильно, они начинают складывать свою систему, но это занимает время.
– Ваша подпись решала многое, в том числе и пути гигантских финансовых потоков.
– Особенно когда я был помощником по правовым вопросам.
– Насколько велико было давление и соблазн?
– Соблазна у меня не было никакого, это я могу сказать твердо. А вот давление было сильным. Иногда настолько сильным, что указы подписывались даже без моей визы, хотя была договоренность с Борисом Николаевичем, что без визы помощника по правовым вопросам подписываются только указы о назначениях.
– Вы так жестко сказали, что соблазнов не было никаких, не было материальной выгоды…
– Но я не искал никаких материальных выгод…
– Конечно, да, но я думаю, что помощник президента получал не так много денег.
– Тем более что всем сотрудникам Администрации президента зарплату устанавливал руководитель администрации. А помощникам президента мог повышать зарплату только сам президент. А поскольку он не очень ориентировался в масштабе цен и в тех деньгах, которые тогда менялись очень быстро, то он и не спешил нам менять оклады. Однажды кто-то предложил Борис Николаевичу повысить своим помощникам оклады. Он спросил: а сколько они получают? Ну, они там получают, скажем, два миллиона, это две тысячи в новой номинации. "Два миллиона? – удивился Борис Николаевич. – И им этого не хватает?" Поэтому вы правы, помощники получали немножко меньше, чем должны были получать, но это было не главное.